Выглядеть «православно»? Как это!?
31 августа 2009. Разместил: Валентин
Платочек а-ля «бабушка», скромный, но элегантный облик: православная прихожанка?
Одри Хепберн (Римские каникулы, Война и мир, Моя прекрасная леди, Как украсть миллион) ни одна церковная старушка не сделала бы замечания!
С постперестроечных времен у православных появился определенный имидж в одежде: темные тона, нарочитая небрежность, вызывающая инаковость. Декларировался он как миссионерский. С точки зрения философа Уильяма Джеймса, считавшего одежду продолжением нашей личности, проявлением внутреннего во внешнем, о такой личности можно сказать, что она закрыта и нерадостна. Для христианина и миссионера качества сомнительные.
Но ведь первое, с чем сталкивается новичок в храме (особенно женщина) – это как раз требования к одежде: платок, длинная юбка, с накрашенными губами к иконе не прикладываются, и вобще вопрос, можно ли краситься. Нужно ли мужчине обязательно растить бороду и можно ли зайти в церковь в шортах? Многие теряются и приходят к выводу, что небрежно-народнический стиль – самый простой выход из всех этих затруднений. Вот и строится на наших глазах самая настоящая субкультура — со своим, достаточно причудливым дресс-кодом, помогающим издалека опознать «своего» в толпе, не хуже чем у панков или байкеров.
Когда для воссоединения церквей в Москву приехало множество православных из-за рубежа (и все больше эмигранты из семей с традициями), произошло что-то вроде культурного шока: все дамы в шляпках и на каблуках – настоящие леди, а мужчины в костюмах,никаких джинсов!
Все мы живем в мире отношений, и одежда является сигналом, способом взаимодействия, позволяющим человеку выразить его отношение к самому себе, и то отношение, которое он ждет от окружающих.
Героиня пьесы Бернарда Шоу «Моя прекрасная леди» Элиза Дулитл говорила: «Видите ли, разница между леди и цветочницей заключается не только в умении одеваться и правильно говорить — этому можно научить, и даже не в манере вести себя, а в том, как себя ведут с ними окружающие».
Но что общего между леди и православной христианкой? Достоинство и хороший тон. Которые выражаются прежде всего в уважении: по отношению к людям, с которыми встречаешься в течение дня, по отношению к месту, где живешь, к месту, где работаешь, к месту, где Богу молишься, к месту, где отдыхаешь.
Получается, с миром у православных не так уж мало общего. Не с миром гламура и страстей, а с миром прекрасного, доброго, вечного.
Русский писатель Антон Чехов говорил: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа , и мысли». Чехов не был православным писателем. Но захотел бы исключить из его мысли что-либо человек православный?
Одна моя подруга говорила: «Мне нравится, когда глядя на девушку, сразу и не догадаешься, что она православная, но и не исключишь этого».
Каково правильное отношение к одежде? Совместимы ли элегантность и православие? Есть ли у человека право одеваться так, как он хочет? Или дресс-код — это неизбежная часть отношений с обществом, любым, в том числе и православным? Итак, на следующих страницах, рассмотрим точки зрения на эту проблему...
Джинсы – вчерашний день
Александр Пушкин, рассуждая о том, почему в России так не близки дворянство и духовенство, заметил: когда священники перестанут носить смазанные сапоги и станут похожи на нас, тогда мы сможем общаться. Если не говорить о священниках, многие православные не готовы расстаться со своим «имиджем», который нередко выражается в небрежности или стилизации под старину и при этом считается истинно миссионерским. Должен ли православный выглядеть как-то специально православно? Комментирует главный редактор журнала «Фома», руководитель Информационного отдела Московской Патриархии, заведующий кафедрой международной журналистики МГИМО, автор сборника «Мешают ли джинсы спасению» Владимир ЛЕГОЙДА.
– Когда я писал сборник «Мешают ли джинсы спасению», православных на улицах Москвы можно было определить по опущенному в землю взгляду, по сапогам — если это парень, по длинной, подметающей асфальт юбке — если девушка. И дискуссия шла о том, можно ли пойти в храм в джинсах, может ли женщина в брюках пойти в храм и вообще насколько важно то, в чем человек ходит. Отвечая на неофитские порывы девяностых годов, мы говорили, что в христианстве не это главное, не в этом православная жизнь, и сейчас я так же считаю.
И все же сегодня я бы так свой сборник не назвал: изменилась ситуация. Я вижу новое поколение, огромное количество людей, которые, легко называя себя православными, о своем внешнем виде вообще не задумываются. И я не нахожу, что это правильно. Они — не открывая — закрыли для себя вопрос, что джинсы спасению не мешают, и вот этот неофитский пыл, который часто замыкался на форме, — даже не пережили, ничего не пытались в своей жизни менять, хотя бы и внешне. Посмотрите любую социальную сеть в интернете. «В контакте» есть графа «вероисповедание», и там все — «православные», но фотографии, которые вывешиваются, если говорить о женских фото, вполне могут быть предложены в журналы фривольного содержания. И вот такие несочетаемые вещи сегодня сочетаются.
Конечно же, внешний вид важен. Одежда имеет свою мифологию, одежда — одна из форм проповеди, особенно в наше время.
Но здесь начинается вот какая проблема: Церковь — это не субкультура, хотя именно опасность такого восприятия нам сегодня угрожает. Об этом мы в свое время говорили, когда открывался телеканал «Спас», который выходит на НТВ+, предоставляющем свои возможности огромному числу нишевых каналов: есть музыкальный, есть канал про животных, а вот можно еще сделать «про Церковь». Это очень опасно и неверно, если к Церкви начнут относиться как к субкультуре. Также не совсем правильно говорить, что Церковь — «часть общества». Часть наряду с кем? С байкерами? Получается, что есть некое общество и в нем — некая часть. Но Церковь в каком-то смысле больше общества. И у Чаши могут встретиться люди разных «субкультур». Патриарх Кирилл недавно в Туле говорил, что паства Русской Православной Церкви сегодня практически совпадает с обществом. Поэтому я не считаю, что у православных мирян непременно должна быть какая-то особая одежда, которая их должна отличать. Есть такая мысль — ее приписывали разным отцам первых веков христианства, — что христиане по внешнему виду могут ничем не отличаться от людей той страны, в которой они живут, но могут отличаться внутренним состоянием и поведением.
Однако зависимость между внешним и внутренним, безусловно, существует. Философ Алексей Федорович Лосев в «Диалектике мифа» приводит несколько примеров, где показывает эту очень серьезную связь между поведением человека и внешним видом. Поэтому, мне кажется, здесь есть некие ограничения, точнее сказать, требования. Ведь одежда — это часть культуры, а культура — это во многом система запретов. И если человек называет себя верующим и носит откровенно соблазнительную одежду, тогда возникает вопрос: что он думает о своей вере и для чего он таким образом одевается?
Свобода выбора у человека остается. Она была у него еще в Эдемском саду. (Другое дело, что, помимо свободы выбора, есть еще свобода от греха, которая была у прародителей и которая была потеряна в результате грехопадения.) И поэтому человек вправе одеваться так, как он хочет. Но любой сознательный человек, совершая тот или иной выбор, должен понимать, что этот выбор приводит к определенным последствиям…
Одно из требований, которое часто предъявляется к православному внешнему виду, — скромность. Я не готов использовать обязывающее слово «целомудрие», потому что целомудрие — это не про одежду, и мне не хотелось бы снижать значения этого понятия, которое говорит нам о целостности личности… Но целомудрие (или его отсутствие) проявляется и внешне. Если в человеке отсутствует целостность, то эта разорванность будет проявляться и в мыслях, и в поступках, и в речи, и в одежде. И это особенно хорошо видно в современном мире, в котором очень много направлено на соблазн. Это касается и некоторых тенденций современной моды, осознанно вызывающих, агрессивных, провокационных. Это проблема нашего времени, это проблема мира, в котором забыто понятие «грех».
Я совершенно не хочу огульно осуждать современную моду и так далее. Действительно, иногда трудно провести границу между изысканностью, изяществом и желанием привлечь к себе особое внимание и использовать его в своих целях. Конечно, многое здесь зависит и от восприятия, неизбежно субъективного. Чистому все чисто. Но я хотел бы отметить вещи, которые хотя и не касаются длины юбок, но кажутся мне очень важными. Например: я думаю, что представители моего поколения тридцатилетних, и тем более старшие поколения, не могли бы сказать своей матери: «Ты сексуальная». Я своей маме сказать такое не могу. Я могу сказать: «Мама, ты прекрасно выглядишь, ты красивая, ты замечательная». Насколько я понимаю, поколение тинейджеров, и даже двадцатилетних, сегодня говорит это не просто легко, а еще и где-то к внутреннему удовольствию самих мам. Мне представляется, что за этим стоит некий вызов, некая направленность на исключительно внешнюю, соблазняющую сторону, что, естественно, проявляется во внешнем виде, в одежде.
Другая крайность — небрежность, неряшливость. Я думаю, если на человека неприятно смотреть — это не очень правильно с православной точки зрения. Всему свое место и время. Мне рассказывал один мой товарищ: когда он учился в семинарии, у них был один «подвижник», который хотел подражать древним инокам, и перестал мыться. Но он жил не один в келье, и его «сокамерник» выдержал несколько дней, а потом сказал: «Если хочешь подвижничать, то начни сначала отшельничать». В обществе неизбежны правила общежития, нормы вежливости, и внешний вид — это их часть.
Все православные — разные. Но православный человек — это внимательный человек. Он призван со вниманием относиться к тому, что он говорит, что ест, что думает, как одевается. И здесь важно, как всегда, искать царский путь: внимание может проявляться в стремлении выглядеть всегда черным и мрачным, что идет изнутри, и это внешнее выражение внутреннего содержания, может быть, не совсем рядом со Христом. Но если совсем нет этого внимания, это тоже не очень правильно с точки зрения отношения к себе и к другим людям.
Я, например, не могу войти в храм в футболке или рубашке с короткими рукавами. Не считаю, что это должно быть обязательно для всех, но я лично стараюсь ходить с длинным рукавом, мне так удобно. Но это не значит, что я не зайду в храм, если мне очень нужно, а я оказался в футболке.
«На встречу с будущим поколением я стараюсь одеваться элегантно»
У доктора исторических наук, профессора МГИМО и Православного университета им. апостола Иоанна Богослова (Москва ), прихожанина храма Рождества Богородицы в Крылатском Андрея ЗУБОВА есть три отрицательных критерия в выборе одежды:
– Одежда не должна вызывать зависть (слишком дорогая, для других недоступная); не должна порождать отвращение (грязная, вонючая, неопрятная) и не должна вызывать похоть (третье относится, понятно, к молодым). Ибо так одевающийся — орудие демонов, через него они соблазняют людей, а грех — на нем.
Все остальное дозволено. Элегантность столь же естественна в одежде, как чистота архитектурных линий — в храме, совершенство композиции и художественного исполнения — в церковной стенописи и иконописи. Бывают храмы плохо построенные, живопись примитивная и аляповатая. Это всегда досадно. Ну что ж, люди старались, но умения не хватило, вкуса недостало. А как подтягиваешься среди совершенной архитектоники и высокоталантливой живописи, как душа поет. Ибо красота — печать Божественного делания. Посмотрите на лилии полевые, на каждую букашку, как они соразмерны и прекрасны. И еще — как они приспособлены к своей среде обитания. Так и одежда должна быть не только элегантна, но и приспособлена ко времени и месту. На чтение лекций я всегда стараюсь элегантно одеваться, как на прием. Ведь я и иду на встречу, на встречу с будущим поколением. А эти встречи самые ответственные. Ученики берут пример с учителя, и всегда стоит задуматься не только над смыслом каждого слова и жеста, но и над своим внешним обликом.
Я никогда не следую моде, у меня давно выработался свой стиль. И когда какая-то вещь снашивается, я заменяю ее почти такой же новой. Это получается само собой. Мне мода кажется искусственной, нарочитой, специально кем-то выдуманной. Зачем бежать за ней? Стараться быть модным — не грешно, но это знак того, что, возможно, ты еще не сложился как самостоятельная личность, ты еще в плену массовой культуры.
Вкус в одежде, как и вкус во всем, — Божий дар. У одного он есть, у другого — нет. Один «кожей» чувствует правильное соотношение цветов одежды, материалов. У другого такое чувство отсутствует. Кое-чему можно научиться. Но стоит ли? Думаю, что — да. Радовать своим видом других, возвышать к красивому — дело Божие. Но именно радовать, а не выставляться — посмотрите все, какой я модный, крутой. Делать так — пошло, все, что напоказ, на внешний эффект, все, что не изнутри твоего естества, — пошло. И в словах, и в одежде. Одежда, конечно, не часть «сокровенного человека», но — проявление личности вовне. Проявление тогда хорошо, когда органично. И тут, кстати, следует помнить, что неряшливость в одежде — это неряшливость души, а то и гордость: вот я какой хочу, такой и хожу, мне на других наплевать; развратность в одежде — развратность души, кичливость одеждой — явное проявление тщеславия.
Безвкусны ли русские? Не думаю, но трудная жизнь советского времени, оторванность от корней, от рода, от среды, скорее выживание, а не жизнь — не способствовали развитию вкуса. Когда жизнь успокаивается, вкус начинает развиваться. Сейчас уже не ходят в малиновых пиджаках и с золотыми цепями на груди, как в начале 1990-х. Во время НЭПа на вечерние платья не надевали уже кожанки, как делали чекистки во время красного террора. Наоборот, кому позволяли средства, старались в конце 1920-х — начале 1930-х одеваться как в Лондоне и Бостоне. Что касается Европы, то, на мой взгляд, самыми элегантными являются романские народы — итальянцы, французы, испанцы. Немцы, скандинавы существенно отстают от их простой и естественной элегантности. У англичан свой стиль, солидный, сдержанный, не такой легкий, но по-своему красивый. Мне он близок.
Православного dress code , на мой взгляд, нет. То, что выдают за это: длинные юбки с кроссовками у женщин, сапоги смазные у мужчин, — все это «народное творчество». К Церкви оно отношения не имеет. Канонически важно, чтобы замужние женщины носили платок как знак для ангелов, а мужчины снимали в храме головные уборы. Многие общины не позволяют входить в молитвенное собрание женщинам в брюках. Иногда даже поверх джинсов ревнительницы православия наматывают кисейные шали. Это — явная ошибка. Да, когда все женщины ходили в платьях, а брюки были чисто мужской одеждой, появление в храме в брюках эпатировало публику и потому было недопустимо.
Но сейчас все почти особы женского пола, от младенцев до старушек, имеют в гардеробе брюки — зачем фарисействовать? Брюки перестали быть чисто мужской одеждой в ХХ веке, как тога и хитон сменились штанами в Византии для мужчин в IV – VI веках. Сейчас говорить, что дама, пришедшая в брючном костюме в храм, надела мужскую одежду, — нонсенс. Это — женская одежда. И потому, на мой взгляд, вполне приемлема в храме, если соответствует тем трем принципам, с которых я начал этот разговор.
Никаких же канонических запретов на брюки для женщин нет. Апостол Павел как-то сказал, что мне все позволительно, но не все полезно и я буду воздерживаться от некоторых вещей не потому, что они плохи, но чтобы не соблазнить немощного в вере брата моего. Так мы должны поступать и сейчас, в том числе и при выборе одежды, когда идем в молитвенное собрание: мы должны помнить, что там немало людей бедных и они могу позавидовать твоей машине, твоей шубе, твоим перстням, что там есть молодежь, которая может прельститься, если одежда на тебе слишком открытая, слишком обтягивающая, что люди в храме стоят порой тесно и нечистота твоей одежды будет мучить их, отвлекать от службы. Помня все это, одеваясь в храм, вы всегда найдете подходящие вещи. Подходящие вам и радующие других.
«Вкус — это когда человек в каплях дождя слышит музыку»
Сейчас есть два противоположных мнения о том, как нужно одеваться, когда идешь в храм. Одни считают, что в храм надо надевать все самое лучшее, нарядное. Другие — что в храм надо приходить в том, что похуже, постарее, лучше в черном, чтобы подчеркнуть отрешение от всего суетного. По мнению доктора искусствоведения, профессора Раисы Мардуховны КИРСАНОВОЙ, хорошо одетого человека — в храме, театре, на улице — отличает уместность. А если человек ходит в XXI веке как старая барыня на вате — это нелепо.
Мещанство как слом традиций
– До 1917 года одежда в России во многом определялась сословностью. У каждого сословия были свои понятия, которым важно было соответствовать. У женщин крестьянского и мещанского сословий, ведущих, как правило, трудовую жизнь, посещение храма считалось праздником, и одежда призвана была это отражать. Для церкви у них были специальные кобедешные платья, особенно нарядные, чистые. У дворян, напротив, хорошим тоном считалась сдержанность, отсутствие показной роскоши в храме, при традиционном изяществе одежды этого сословия. Может быть, две эти тенденции и перепутались в головах наших современниц, когда, после 17-го года, у нас перепуталось все?
Например, до 1917 года венчаться в платье с оголенными плечами, декольте, как это сейчас происходит повсеместно, было категорически недопустимо. Свадебных платьев полагалось иметь два. Одно было собственно венчальное свадебное платье — для церкви, другое — для застолья.
В народе свадебная традиция была несколько иной. Свадьба, как правило, игралась три дня. Сначала девушка уходила из дома, потом она шла в дом к жениху, затем было общее веселье. На всех трех этапах ее костюм, выполненный в национальной традиции, менялся по цвету. Он был сложносоставным, но покидать свой дом принято было в темных тонах, «возрождаться» в доме жениха — в красных, и, наконец, все цвета радуги присутствовали в праздничном костюме в третий день.
Кстати, при посещении храма раньше никогда не пользовались духами. Это считалось недопустимым, потому что в храме благовоние возносится Богу и иной аромат неуместен.
Покрывать ли голову в храме — тогда не было нужды специально оговаривать это, потому что для женщин всех сословий России считалось одинаково неприличным выйти из дому простоволосой. А вот сам головной убор зависел от сословной принадлежности: крестьянки и мещанки ходили в платках, дворянки — в шляпках. Я в связи с этим всегда вспоминаю мемуары одной знаменитой женщины пушкинской поры, Смирновой-Россет, не слишком, видимо, доброй, которая, будучи фрейлиной государыни, возглавила делегацию из нескольких дам: они пожаловались императору Николаю I на то, что жены и дочери священнослужителей — попадьи и поповны — вознамерились в церковь ходить в шляпках, хотя это привилегия дворянок.
Вот с брюками вопрос серьезнее. В свое время, когда пришла мода на женские брюки (это случилось еще в конце XIX века в Европе), в России даже самые активные эмансипе надеть их не решались: для православного человека женщина в штанах — это иноверка, так сложилось потому, что мы всегда соседствовали с тюркскими народами. И в храм тем более нельзя было пойти в брюках. Даже те девушки, которые стремились получить образование, много путешествовали, работали, брюки не носили.
Ну а когда сломали все традиции, после 17-го года, тогда и стало появляться то, что мы называем мещанством в одежде. Когда-то мещанство было сословием и совсем не имело нарицательных коннотаций. Но потом этим словом стали обозначать стремление выйти за свои рамки, казаться не тем, кто ты есть, а как можно лучше. Вот это стремление к претенциозности и есть мещанство. Может быть, ходить в храм специально в черном да поплоше — тоже претензия? Вот я смотрю, когда какое-нибудь мероприятие — открытие журнала или выставки, — как люди из кожи вон лезут, чтобы показать, что они лучше других. Вот такое лакейство — плохо. Помните, что сказано у Толстого по поводу Анны Карениной? Что Анна выступала из своего платья. Вот если платье не заслоняет человека, а, напротив, выявляет его достоинство, можно говорить о вкусе, аристократизме. Потому что мещанству противостоит вкус — чувство гармонии. Когда человек слышит в каплях дождя музыку.
«Красота русской женщины — это красота покоя»
– Русских как раз нередко упрекают в излишней пестроте, на грани с безвкусием, в отличие от европейцов например.
– Народ нельзя рассматривать в отрыве от его национального, природного, архитектурного контекста. Я понимаю, почему у нас, среди вечных снегов — раньше ведь зимы долгие были, я еще помню, как на Маросейке снег сгребали вровень с высотой домов, — на фоне этой белизны ярко расшитые национальные костюмы были необычайно красивы. Есть такой художник в Пензе, на его картине купеческая семья (вид сверху) возвращается с ярмарки. Красные платки, румяные щеки — представьте, как такая публика стекалась к храму Василия Блаженного, который для меня прямо выражение национальной идеи по цвету. В этой церкви есть ощущение настоящего русского праздника. И представьте на фоне снега все это великолепие!
Б. Кустодиев. Масленица. 1919 г.
Вот почему все национальные костюмы красивы? Секрет в том, что тысячелетиями складывались те формы, те цветосочетания, орнаментальные сочетания, которые соответствуют представлениям о красоте данного народа, с его пластикой, с его генотипом. И поэтому любой человек в национальной одежде — красавец. А если те же индианки в сари или японки в кимоно одеваются по-европейски, то мы видим то, что не соответствует нашему европейскому представлению о красоте: то роста недостает, то излишне полноваты, то ноги кривоваты.
Национальный костюм подчеркивает самую сущность народной души: красота русского человека, особенно красота русской женщины, как считал художник Иван Билибин, — это красота покоя.
В основе национального костюма целый ряд канонов: крой, размещение и содержание орнамента, — однако в нем всегда есть место для проявления индивидуального. Поэтому он никогда не превращался в униформу. Каждый создатель костюма вносил что-то свое, вышивая или украшая свою одежду. Национальный костюм всегда символичен.
В русских вышивках можно было «прочитать» целую судьбу рода, там не было случайных элементов.
Национальный костюм — не музейный экспонат, а живое предание, неиссякаемый источник подлинной гармонии: в цвете, пропорциях, настроении, и может быть источником идей и в современном моделировании. Но я совершенно исключаю, чтобы водитель троллейбуса сидела в кокошнике и сарафане. Потому что понятие «хорошо одетый человек», бывшее и во времена национального костюма, всегда оставалось неизменным: это человек, который находится в гармонии со своим внутренним миром, со своим возрастом и не забывает, какое нынче тысячелетие на дворе. Вот говорят: ах, умерла культура шляпок в России. Но представьте: даме в шляпке нужно садиться в троллейбус или бывать в тех местах, где все люди одеты обычно. От нее потребуются чрезмерные усилия, чтобы поддерживать такой стиль в жизни. Шляпки хороши, если они небольшие, а шляпы, вычурные, невозможны сегодня на улицах города или в общественном транспорте. Однажды шляпы-гиганты даже запретили специальными указами. Во времена модерна вошли в моду шляпы-лопухи, они удерживались на высоких прическах при помощи шпилек. И сначала петербургский генерал-губернатор, а потом и московский запретили дамам в таких шляпах передвигаться иначе как в собственных экипажах, потому что высока была степень травматизма. Шпильки могли открутиться и поранить человека. Поэтому к культуре одежды, бесспорно, относится ее уместность. Например, в театре прически с перьями были обязательны для тех дам, которые сидели в ложах, а для дам, сидевших в партере, это было неуместно, потому что перья мешали смотреть другим. Правда, в партере дамы появились очень поздно, почти в XX веке.
– Какие образы, может быть, из истории, вам кажутся действительно прекрасными?
– Часто здесь приходится судить по законам и жанра, и времени, и личности. Хотя — в Третьяковской галерее есть знаменитый портрет Ореста Кипренского «Мальчик Челищев» — это шедевр. Вот он прекрасен. И он на всю жизнь прекрасен. Каким он был в начале XIX века, таким он останется и теперь. А сказать так о каком-то современном человеке невозможно, он должен «отстояться», понимаете? Как аромат. Ведь представление о красоте меняется, и в наше время – особенно быстро.
 Раиса Мардуховна КИРСАНОВА. Окончила искусствоведческий факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. Ведущий научный сотрудник Института искусствознания МК РФ, преподаватель МГУ (история моды), Театрального института им. Б. В. Щукина (история театрального костюма, исторический этикет). |
Если Вы православная, не первый год воцерковленная женщина, Ваш гардероб непременно изобилует «обеднешными» нарядами: юбками-макси, длинными свободными сарафанами и платьями, а уж накопление в шкафу разнообразных платков принимает масштабы стихийного бедствия. Прихожанки, посещающие богослужения постоянно, обычно не задают себе вопросов о том, почему сложилась именно такая женская церковная «униформа»: «так принято», «такое все православные в храм надевают». Лишь когда кто-то из наших знакомых собирается посетить православный храм впервые и обращается к нам за консультацией по «тряпичному вопросу», мы начинаем задумываться о смысле: а почему именно длинная юбка? Почему платок? Почему брюки на женщине могут вызвать волну возмущения?
Можно ли назвать длинную юбку и платок традиционной русской одеждой? К русскому народному костюму они совершенно точно не восходят корнями. Если вы посетите этнографический музей и рассмотрите там сохранившиеся в сундуках чьих-то прабабушек сарафаны, поневы и рубахи разных губерний, то убедитесь, что народные костюмы отличают совсем другие характеристики. Народные костюмы ярки и многоцветны, украшены различными декоративными орнаментами. Головы покрывает отнюдь не только платок, а различные сложные женские и девичьи головные уборы: кокошники, кички, повойники... С тем, что сегодня принято считать «церковной униформой»: серо-коричневыми синтетическими юбками на резинке производства Китая или Турции с ближайшего вещевого развала, с нейлоновыми платками оттуда же эти шедевры кропотливого ручного труда не имеют ничего общего.
Впрочем, идеализировать русский народный костюм как одежду «истинно христианскую» тоже не стоит. Если мы поинтересуемся мнением святых отцов об одежде христиан, то увидим, что свт. Кирилл Александрийский и прп. Ефрем Сирин отрицательно относились к пестроте и многоцветию нарядов, прп. Макарий Египетский писал о том, что христианам не подобает выделяться одеждой, носить нечто отличное от общепринятого. Кроме того, сарафаны и вышитые косоворотки сегодня активно берут на вооружение реставраторы славянского язычества, «родноверы». Конечно, не стоит отдавать на откуп язычникам все русское, православные имеют на него ничуть не меньше «наследных прав», но узоры и детали народного костюма часто бывают связаны с языческим культом плодородия, различными оберегами, и, выбирая их, необходимо хранить духовную трезвость. Если вам эстетически близки русские национальные мотивы в одежде, лучше поискать примеры для подражания в костюмах старообрядцев: строгих, сдержанных.
Современная «длинноюбочно-платочная» околоцерковная субкультура зародилась отнюдь не в результате массового прихода в Церковь неофитов после празднования в 1988 году тысячелетия Крещения Руси, и даже не была реакцией простого народа на насильственную маргинализацию верующих в годы коммунистических гонений. Она сформировалась тремя веками раньше, во времена Петровских реформ, как ответ на секуляризацию государства, отделение церковного от светского. Именно тогда возникла особая субкультура «церковных людей» с такими отличительными чертами, как ношение подчеркнуто ветхой одежды темных тонов, напоминающей не то нищенскую, не то монашескую, почитание авторитета «старцев» выше епископата, осуждение власти как «беззаконной», «антихристовой», неприятие «мирской», особенно европейской, культуры. Наверное, это древнейшая из существующих сегодня в России протестных субкультур. Новообращенные православные христиане конца прошлого века подарили церковной субкультуре второе дыхание: придя в храмы и не имея перед глазами иных образцов православной культуры, внешности и поведения, они приняли эту наиболее экзотичную среду за самую ревнительскую, подвижническую. Действительно, принадлежность к данной субкультуре кажется самым простым способом достижения «высокой духовности»: стоит отказаться от косметики и маникюра, а лучше совсем перестать следить за собой, облачиться в мятую черную юбку и серую бесформенную кофту, покрыть голову платком «внахмурку», намотать на запястье четки, желательно поизношеннее, «намоленные», научиться в знак благодарности отвечать «спаси, Господи», а при зевании крестить рот, и «церковная среда» с радостью признает вас своей, «знающей», вы получите в ней психологическую поддержку и одобрение, уверенность в правильности выбранного пути.
Беда в том, что принадлежность к «церковной субкультуре», тщательное следование всем ее штрихам нюансам зачастую служит суррогатом подлинной духовной жизни, покаянной работы над собой. Рано или поздно приходят настоящие, «взрослые» искушения, от которых не поможет ни юбка в пол, ни очи долу, ни показное чтение акафиста нараспев. И тогда у человека, примкнувшего к «церковной субкультуре» по неопытности, велики шансы сломаться, вовсе потерять веру. Субкультура не умеет лечить греховные язвы, а только прикрывает их платочками, бутылочками со святой водой и цветочками от мощей. Можно сказать, что она служит «благочестивым» аналогом «простых девичьих радостей»: походов по магазинам, салонам красоты, кофейням. Достучаться же до «Врача душ и телес» - Господа нашего Иисуса Христа - через субкультурные шаблоны оказывается порой гораздо сложнее, чем их не имея.
В «длинноюбочно-платочной» униформе не было бы ничего дурного, если бы к ней не прилагался обязательный пакет субкультурного мировоззрения. Один известный священник назвал платок и длинную юбку женской православной «военной формой». Скорее, ее правильнее было бы назвать опознавательным знаком радикально-экстремистской группировки, зачастую не подчиняющейся командованию, то есть священноначалию, совершенно анархической и непредсказуемой в своем зилотстве. Ее основная опасность заключается в том, что любой околоцерковный «батька Махно», если ему удастся убедить данную аудиторию в своем фундаментализме, очень легко может повести за собой «юбки» и «платки» хоть в новый раскол, хоть в подземные пещеры, хоть на баррикады оранжевой революции.
Кстати, заметьте: у субкультурной «длинноюбочности» нет мужского аналога. Походили в 90-е отдельные юноши-неофиты с бородами, в сапогах и рубахах навыпуск, но быстро убедились в суетности этой «ролевой игры» и сменили субкультурный антураж на цивилизованные костюмы. На работу-то ходить надо, семью кормить, а «чудо бородатое» далеко не везде начальству угодно. И вообще мужчины - существа более рациональные и логичные, им смысл подавай, а не просто «так принято в благочестивой традиции».
За последние 20 лет возрождения Православия в России «длинные юбки и платки» цивилизовались, а порой даже стали гламурны. Вместо серых и черных лохмотьев мы видим яркие произведения «православных модельеров». Но есть ли смысл создавать одежду для обычных современных православных горожан, взяв за основу протестную субкультуру? Это выглядит примерно так, как если бы к модному парикмахеру-стилисту пришел цивильный менеджер в строгом пиджаке и при галстуке и попросил: «Сделайте мне, пожалуйста, панковский ирокез, только уложите его не грязью и соплями, как принято у неформалов, а гелем с приятным запахом. И высоко гребень не поднимайте, так, чуть-чуть, чтобы в офис на работу ходить было можно».
Проблема в том, что сегодня у нас нет городской православной культуры мирян, обычных людей, которые живут семьями, трудятся на работе и не видят причин для протеста против существующей власти, электронных документов и заговоров мирового масонства. Пока создаются только отдельные ее штрихи. После воссоединения с РПЦЗ у нас открываются новые возможности обогатиться наследием русской эмиграции. Во многих русских семьях, живущих на Западе, из поколения в поколение передавались традиции домашнего празднования Рождества и Пасхи, постной кулинарии, молитвы и чтения с детьми - те крупицы, из которых складывается целое православного бытового уклада. Сохранился в РПЦЗ и дворянский вариант «униформы» для похода в храм: если вы придете на воскресную литургию в русский храм в Париже или в Ницце, то увидите, что большинство прихожанок будут одеты в строгие английские костюмы преимущественно светлых тонов и шляпки, часто с вуалью.
А теперь - несколько практических советов. Если вашему сердцу все же милы длинная юбка и платок, но участвовать в протестных околоцерковных движениях вы не намерены, пусть одежда для посещения храма по воскресеньям и праздникам будет самой красивой и качественной частью вашего гардероба. Иначе, придя в храм в темном и потрепанном, вы рискуете услышать из-за плеча: «Сестра, ты из наших будешь? Поддержи владыку Диомида, мы тут подписи собираем». Именно такая история произошла Великим Постом с автором этих строк, после чего моя заслуженная серая юбка была срочно разжалована в половые тряпки.
Если вы не можете позволить себе уделять одежде много времени и средств, лучше откажитесь от платка. Замените его вязаной кружевной шапочкой, беретом, шляпкой. В таком случае юбку можно надеть и дешевую, «ширпотребовскую». В сочетании с платком она дает субкультурный «кликушеский» образ, а с другим головным убором есть шансы выглядеть романтической интеллигенткой.
И напоследок о наболевшем, то есть женских брюках. Убежденные «брюкоборцы» любят цитировать отрывок из Второзакония, а также правила VI Вселенского и Гангрского соборов, запрещающие христианам носить одежду противоположного пола. Только вот называть «мужской одеждой» то, что является у современных женщин повседневным вариантом по умолчанию, мягко говоря, странно. Вы же не принимаете женщину в брюках за мужчину и не просите ее, извините, пройти в мужской туалет? А смысл языческих ритуальных переодеваний, против которых, собственно, и были составлены соборные правила, заключался в том, что женщина выглядела как мужчина и играла его роль.
«Тряпичный конфликт» между языческим обществом и православной миссией отнюдь не нов. В свое время, когда в Болгарию прибыли византийские проповедники, и болгары (в то время кочевой народ, наездники, пастухи) стали готовиться к принятию Крещения и христианизации государства, все дело чуть не сорвалось... из-за запретов болгарам носить штаны. Византийские епископы были против такой варварской одежды, по их мнению, всем полагалось носить хитоны. По счастью, потом приехали епископы из Рима и штаны разрешили.
В наше время при входе в некоторые храмы можно увидеть объявления типа «женщинам в брюках вход воспрещен». С точки зрения миссии это просто чудовищно. В переводе на русский язык это объявление означает: «Нам не нужны обыкновенные современные женщины, каких сейчас большинство. В нашем храме не место ищущим, интересующимся, новоначальным. Мы открыты только для тех, кто давно воцерковлен и успел изучить все тонкости приходского этикета». Если вы действительно новоначальная, то это знак, что в данный храм лучше вообще не ходить, если у вас есть выбор. Потому что запреты на брюки, как правило, сочетаются с отсутствием катехизации перед крещением, равнодушием к людям, общей пассивностью, «требоисполнительством».
К счастью, во многих храмах духовенство и прихожане к «женско-брючному» вопросу равнодушны. Там наблюдается следующая тенденция, особенно среди молодых девушек: брюки не исключаются из гардероба, а прикрываются сверху длинными туниками, короткими юбочками, жакетами. Возможно, эта тенденция в ближайшем будущем даст нам целомудренный костюм наподобие индийских сальвар-камизов (платьев с брюками) или китайской национальной одежды. Кстати, китаянки в национальных брюках уже изображены на иконе святых 222 мучеников, пострадавших во время восстания итэхуаней.
Длинная юбка и платок имеют ничуть не больше прав называться «православной одеждой», чем другие возможные скромные и целомудренные варианты. Так что да здравствует разнообразие и творческий культурный поиск! Православная традиция - живая, в ней найдется место и этническим мотивам, и дворянским шляпкам, и всему, что красиво и добродетельно.
Ольга Курова Источник: Сайт храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне
С.М.Прокудин-Горский. Крестьянские девушки.
Российская империя. 1909 г.
Само это явление возникло совсем недавно. Первые ласточки в виде статей «Пост и супружеская жизнь» на сайте «Матроны.ру» и «Ты – женщина, или встречают по одежке» на сайте «Православие и мир» пролетели над интернет-читателями. И, скорее всего, они далеко не последние. Давайте попробуем разобраться в том, что это за явление, что для него характерно и чем оно опасно.
Сегодняшние отношения между СМИ и обществом строятся согласно теории «повестки дня». Что такое «повестка дня»? Давно установлено, что человеческое сознание одномоментно может удерживать в поле своего внимания семь плюс-минус две темы. Все остальное остается за скобками, забывается, оказывается второстепенным. Завладевая вниманием человека, то есть, навязывая ему те самые несколько тем, которые выгодны заказчику, можно манипулировать человеком.
В соответствии с повесткой дня из всей совокупности событий и проблем СМИ выбирают лишь некоторые — те, которые в данный момент будут рассматриваться как самые важные. В свою очередь, потребители как свободные люди самостоятельно формируют свое мнение и отношение — но именно к тем темам, фактам и событиям, которые вошли в повестку дня. Читатели свободны в своем выборе – сказать им «да» или «нет» той или иной проблеме. Но хитрость в том, что вопрос, на который отвечают читатели, саму тему или проблему, над которой они размышляют, навязывают СМИ. И именно в этом состоит современное медиа-лукавство, которое создает у читателя иллюзию осведомленности и свободы, лишая, на самом деле, человека умения думать.
Среди массы политических тем, которых мы касаться не будем, в течение уже почти 20 лет постоянно держатся в топе три темы – модной одежды, секса и развлечений. Издаются глянцевые журналы, целиком и полностью посвященные только этим темам, реклама, современный кинематограф, ток-шоу делают все, чтобы убедить человека в том, что жизнь не состоится, если у вас не будет соответствующего прикида, успешной сексуальной жизни и какого-нибудь ежедневного разнообразия в виде походов по магазинам (шоппинга), тусовок и прочих штук, веселящих человеческое сердце и чрево. Давление прессы на окружающих столь велико, что, естественно, все, так или иначе, попадают в поле этих, поднятых на повестку дня, вопросов. В том числе и православные люди, которые ходят по тем же улицам, читают те же газеты, видят ту же рекламу. Для них эти вопросы также становятся актуальными. Именно поэтому каждый пост на форумых, в ЖЖ и на страницах интернет-прессы вспыхивают обсуждения темы номер один – супружеская близость в пост.
Вот только небольшой перечень:
«Пост и супружеские отношения»,
«Православие Волгодонска», «Форум на сайте «Православный календарь», «Страничка православной матери».
Все остальные проблемы, видимо, для православных читателей решены – как не осуждать, как стяжать дух мирен и т.д. Все это ясно, что об этом спрашивать, вот у Отцов написано. А вот близость в пост – это да, об этом так мало сказано, что народ не устает исписывать тысячи станиц на то, чтобы докопаться до истины. Выступают батюшки, разъясняют молодежи политику Церкви, пишут статьи искушенные журналистки, утверждающие, что те женщины, которые пытаются поститься, на самом деле, просто хотят избежать супружеского ложа и т.д. Страсти кипят.
Но суть даже не в том, что большинство хочет увидеть ответ «в пост можно все», ибо именно этот ответ диктует окружающий мир. Суть в том, что сам этот вопрос вышел на первый план и стал самым актуальным. Сегодня наша православная пресса и читатель просто идут на поводу у гламурной повестки дня журналов типа «Космополитен» или «Дольче вита». Не задумываясь о том, откуда возникают вопросы, издатели и журналисты спорят о них так, как будто именно это и есть те вечные вопросы, от которых зависит спасение.
Другой, такой же острой темой, стала тема одежды. И это тоже вполне логично и предсказуемо. Ведь одеться модно и аккуратно – это уже половина «успеха», который сегодня стал для большинства синонимом «нормальности». И скоро новоначальным вместе с Символом Веры будет вручаться памятка о том, что одеваться надо аккуратно и модно, что обувь должна быть дорогой, а сумочка – такой, чтобы не стыдно было передать ее по наследству внукам. И в этом бы не было ничего плохого, если бы эти темы не заслоняли собой все остальное, если бы они не делались темами номер один, темами, обязательными для приличного православного Интернет-журнала, горячими темами.
Говоря об этих темах, хочется провести аналогию со словами-паразитами, Как есть слова, засоряющие нашу речь, так есть и темы-паразиты, засоряющие эфир, отнимающие силы души и ума, подменяющие собой интеллектуальную и духовную жизнь. Читая рассуждения о Православии и моде, Православии и сексе, вспоминаются строки из «Писем Баламута» К.С. Льюиса, которые пишет старший по званию бес своему ученику: «Мы же, если люди становятся верующими, хотим держать их в том состоянии, которое я называю "христианство и...". Ты понимаешь? Христианство и кризис, христианство и новая психология, христианство и новое общество, христианство и исцеление верой, христианство и вегетарианство, христианство и реформа орфографии. Если уж приспичило быть христианами, пусть будут христианами с оговоркой. Пусть для них заменой самой веры будет какая-нибудь мода с христианской окраской. Тут ты должен использовать их ужас перед старым и неизменным. Ужас перед старым и неизменным - одна из самых ценных страстей, которые нам удалось вырастить в человеческих сердцах, неиссякаемый источник ереси в религии, безрассудства в советах, неверности в браке, непостоянства в дружбе. Люди живут во времени и переживают действительность как ряд последовательных происшествий. Поэтому, чтобы много знать о действительности, они должны обладать богатым опытом, иными словами, они должны переживать перемены». И в этих баталиях о моде и супружеской близости тонет все – и свобода Православия, и радость Благой вести, и свет Воскресения.
Кроме этого, хотелось бы отметить другой признак гламурности. Это не только выбор темы, это ее сервировка и подача читателю. Во-первых, главное условие в приготовлении гламурного блюда – вырвать тему из контекста и раздуть ее до неимоверных размеров. По сути, превратить фитюльку в ПРОБЛЕМУ, муху - в хорошего индийского слона. Казалось бы, ну какое место в двухтысячелетней истории Православия занимает вопрос о супружеских отношениях в пост? Оказывается, одно из первых. То же самое – мода, одежда. Может, Христос где-то в Евангелии говорит о том, что в рай войдут только опрятненькие, чистенькие, модные люди? Или, может, возле Христа стоял фейс-контроль, еще на подходе отсеивая тех, кто одет неряшливо и небрежно? А прочитаешь такую гламурно-православную статью и кажется, что острее проблемы для современных православных просто нет. День и ночь они только и думают, как бы всех прихожан храма одеть по одному стандарту, умыть, научить двигаться элегантно, чтоб они, такие-сякие, не позорили нас, «нормальных» православных.
Второе условие гламурной статьи – описать проблему так, чтоб «задело». Но это «задело» оказывается не знанием вопроса, не выяснением причин и следствий, не феноменологическим подходом и глубиной мысли. Нет, это особый стиль изложения, полный иронии и яда. Автор пишет свысока, надменно высмеивая длинные волочащиеся юбки и неласковых к своим мужьям «постящихся дамочек», он потешается над ними, раскрывая их ничтожество и мерзостность. Например: «Фотиния оглядывается по сторонам, не находит в округе ни одного храма, яростно крестится на Макдоналдс, подбирает в охапку юбку и ныряет в московскую подземку. Там она достанет из рюкзака замасленный, обернутый в позапрошлогодний «МК» молитвослов и начнет почти бесшумно шевелить губами… Опознать в толпе большого города обычную прихожанку – дело несложное, но, увы, не по радостному лицу и доброму приветливому отношению мы узнаем ее. На голове неопределенного цвета платок. Юбка волочится по асфальту. Черная. Бесформенная. Часто бархатная, что ясно по только этому материалу присущим потертостям. Сношенные ботинки. Ну и хит любого сезона – его величество рюкзак! Если на нем провести миниархеологические раскопки (можно воспользоваться лезвием), вам повезет найти надпись «Олимпиада – 80!», на худой конец – «Голосуй сердцем!». Или так: «Халат, растрепанные волосы, потекшая косметика. Нелюбимая мужем, хотя и "очень полезная, макробиотическая" каша (вариант: мудреный рецепт из последнего номера "Лизы") с последующими упреками: как он, неблагодарный, смеет игнорировать заботу о нем?! Затрепанное нижнее белье, старая ночная рубашка. Торопливый и небрежный секс как часть бытовой рутины».
Однако такой ироничный стиль – это достояние именно светской желтой прессы, которая вытесняет пафос и знание вопроса иронией. Чем выгодна ирония? Тем, что создает у читателя ощущение, что уж автор-то точно знает, где собака зарыта, что он – профессионал и досконально изучил вопрос, а потому может с полным правом смеяться над теми убогими, кто не достиг его уровня просвещенности. Однако чаще всего ирония всего лишь прикрывает сумбур статьи и бездоказательность авторских утверждений. И поэтому многие читатели справедливо возмущаются подобным стилем, появившимся на страницах православных изданий.
Кстати, о том, что писать на гламурные темы можно спокойно и ровно, свидетельствует материал Татьяны
Федоровой «Листом красиво дерево, а одеждою тело» на том же сайте «Православие и мир», написанный как отклик и продолжение поднятой темы.
Самое смешное, что сторонники иронично-гламурного стиля, отстаивая свое право писать на страницах православного издания именно так, оправдывая собственное высокомерие, приводят лукавый аргумент: «Ах, вас задела эта статья – значит, вы увидели себя в ней, узнали себя в том, кого высмеивает автор». Глупость и алогичность этого довода легко опровергнуть на следующем наглядном примере. Представьте, я сегодня напишу, что христиане пожирают младенцев, а вы – совершенно справедливо – возмутитесь. Однако, вместо того, чтобы взять свои слова обратно, я с пеной у рта буду утверждать, что возмутился как раз тот, кто увидел себя в персонажах статьи. Мол, потому они так и злобствуют, что я правдиво разоблачила этих типов и поведала всему миру правду об их темных делишках.
Таким образом, появление гламурно-православного стиля на страницах православной прессы связано, во-первых, с тем, что мы все живем в условиях диктуемой нам чуждой повестки дня. И не просто живем, а активно реагируем на нее, подстраивая свою жизнь под диктуемые миром условия, решая диктуемые миром вопросы. Во-вторых, появление этого стиля связано с желанием писать интересно, живо, в отличие от приторно-занудных статей большинства посредственных православных газет и алармически-истерических статей. Но, к сожалению, гламурно-православный стиль оказывается лишь другой стороной этой медали авторского непрофессионализма. Получается, конечно, забористо и злоехидно, но, к сожалению, совершенно непрофессионально, не творчески, не умно. О том, что есть и третий путь – царский путь православного журналиста, свидетельствуют такие издания как «Фома», «Нескучный сад», «Встреча» и другие, где материалы продуманы, интересны, актуальны, но при этом не просто злободневны и вырваны из контекста, а укоренены в многолетней традиции православной мысли.
И еще напоследок хочется сразу же ответить на возможные возражения вроде того, что проблемы с одеждой и супружескими отношениями в пост действительно есть и действительно остры. Да, есть. Но не только они. И далеко не на первом месте. И потом решаться они должны не получением списка ценных указаний типа «к сожалению, обувь должна быть дорогой. Просто потому, что качественной и недорогой в природе не существует» или почасовыми рекомендациям, когда и как муж и жена должны общаться, а постепенным врастанием в Православие, узнаванием его, устроением себя и своей жизни шаг за шагом, день за днем в доверии Христу и Церкви. Большинство тех, кто требует конкретных рекомендаций по устроению семейной жизни, равно как и тех, кто дает советы о том, как одеваться, на самом деле, близки не к Православию, а к исламу или талмуду, где жизнь четко расписана вплоть до того, как правильно совершать омовение после туалета или торга.
Ценность и уникальность Православия отчасти заключается в том, что оно не дает жестких указаний и регламентаций и оставляет каждому свободу самому решать, как поступить. Оно признает разные пути ко Христу и принимает всех – и добрых, и злых, и модных, и неряшливых, и богатых, и нищих. И Христос примет любого, кто обратиться к Нему всем сердцем, пусть даже на том, кто вошел в храм, будет грязная юбка и стоптанные туфли. Так неужели же мы будем настолько мелочными, что осудим тех, кого принимает Он? Неужели мы будем высокомерно поджимать губы, глядя на тех, кто не похож на нас, кто неуспешен, глуп, смешон? Неужели ради того, чтобы блеснуть остроумием, мы оставим любовь и милость?
Вернуться назад