Жизнь каждого человека определяется Божественным Промыслом, но в жизни святых угодников действие Его более явственно и очевидно. Девяностолетний земной путь митрополита Макария от первого дня до его блаженной кончины отмечен чудесами и духовно знаменательными событиями. Пережитая нами трагическая история восстания сил зла на святую Церковь и ее чад, разрушение тех религиозно-нравственных устоев, которыми веками жило русское общество, пролили новый яркий свет на неослабную ревность в деле сохранения православных традиций, которой отличался этот архипастырь-подвижник.

 Родился Владыка в праздник Покрова Пресвятой Богородицы в 1835 г. в с. Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии. Он был шестым ребенком в бедной семье причетника сельского храма Рождества Пресвятой Богородицы Андрея Парвицкого (фамилия Невский у будущего святителя появилась в Тобольской семинарии). Ребенок был очень слаб и не оставлял надежды остаться в живых. Поэтому он был сразу же крещен с именем Михаил и в белой крестильной рубашке положен под святые иконы в ожидании смерти. Но младенец остался жить. Это было первое чудо в его жизни. Благодатная помощь Божия и Покров Богородицы не оставляли его никогда. Первые часы стали как бы прообразом его земного пути: «Всю свою долгую жизнь в разных положениях и даже на высоких служебных постах он так мало брал от жизни, так слабо был связан с земным».

С раннего детства Михаил был связан с молитвой. Епископ Арсений (Жадановский), хорошо знавший Владыку, писал о той духовно-нравственной атмосфере, в какой воспитывался будущий наставник христианских добродетелей: «Родители Михаила, при всей своей нищете материальной, были богаты благочестием. В строгости христианской воспитывали они детей. Родительская молитва, особенно материнская, укрепляли и защищали их».

Михаил унаследовал от матери нежность сердца и любовь к молитве. С первых лет жизни он был связан с храмом. Позже, когда он в сане митрополита (7-9 сентября 1913 года) посетил родное село и вновь увидел дорогую его сердцу сельскую церковь, в нем пробудились воспоминания о пережитом: «Вот теперь передо мной как живые встали картины моего раннего детства... Вот этот клирос правый... Здесь я помогал своему отцу петь... А здесь я разжигал кадило... Как живую я сейчас вижу свою мать, стоящую рядом с нищими... И как она горячо всегда молилась, и меня, тогда еще малютку, нередко ставила рядом с собой и заставляла преклонять колена во время молитвы... Помню, как я горячо однажды взывал к Богу со своей просьбой послать мне тулупчик, так как по бедности родителей я не имел теплой одежды, и Господь послал мне... Рос я хилым и слабым ребенком, и мне многие предрекали раннюю смерть ... да и смерть дважды хватала меня в свои холодные объятия: однажды я полузамерз на льдине, а в другой раз был убиваем разбойниками. Но молитва матери спасла меня от напрасной смерти, и по ее молитве я стал тем, чем есть теперь».

Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника подлинной школой жизни. Благодаря родительскому благочестию Михаил научился с христианским терпением переносить жизненные лишения. Одна из его архипастырских проповедей имеет поучительное название: «Не всякий богач будет осужден и не всякий бедняк будет награжден (Поучение в неделю 22-ю по Пятидесятнице)». Проповедь заканчивается призывом: «Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым, и удостоиться быть не с Авраамом только, но с Самим Христом в раю». Горькая нужда раннего детства несомненно подготовила Михаила к многотрудной, полной суровых лишений, миссионерской жизни.

В 1843 году побуждаемый крайней нищетой и желанием из пономаря сделаться дьяконом (что вполне соответствовало его способностям) Андрей Парвицкий исполнил свое давнее желание оставить родные места и переселиться в далекую Сибирь. Многочисленная семья направилась в Тобольск. Путь был очень трудным. Дорогой часто нечем было кормить детей. Хотя Андрей Парвицкий желаемого места не получил, переезд этот был важным событием в жизни будущего Владыки. Тут видится действие Божественного Промысла: именно в Тобольске у Михаила Парвицкого родилось горячее желание поехать миссионером на Алтай.

Михаил поступил в Тобольскую духовную семинарию. К этому времени отец с семьей переехал в с. Верх-Ануйское Томской епархии. Отрок остался один. Тоска по любимой матери сильно повлияла на его характер. У него появилась тяга к уединению. Он много читал Священное Писание, творения святителя Тихона Задонского и прп. Ефрема Сирина, житие преп. Серафима Саровского. Кроме семинарии и храма Михаил нигде не бывал. Такая настроенность дала ему возможность сохранить душевную чистоту. «От усиленных занятий и неумеренного постничества силы юного аскета оказались настолько подорванными, что он сильно заболел и был близок к смерти. Но Господь сохранил его, здоровье Михаила скоро поправилось, хотя слабость и недомогание были его спутниками все последующие годы жизни».

В 1854 г. Михаил окончил духовную семинарию вторым по разрядному списку. Столь серьезные успехи давали ему возможность продолжить учебу в Духовной академии. Побуждение способного юноши продолжать изучение богословских наук уступило горячему желанию жертвенного служения Богу и людям. Об этом вспомнил он через тридцать лет в речи, сказанной при наречении его в епископа Бийского: «Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому и раз, и два. Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душею моею от юности излюбленного; ибо еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня. Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским; но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути, в онь же пойду»... «Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России...»

Выбор этот, в котором так явственно проявились высокие, истинно-христианские стремления души, определил направление всей его долгой жизни. Современник митрополита Макария св. равноапостольный Николай Японский, сам на заре жизни избравший путь миссионера, лучше других мог оценить это решение: «В тот период ранней молодости, когда человек лишь только получает способность к самоопределению, Вы определили себя на служение Миссии» - писал он в 1911 г. Макарию, бывшему тогда архиепископом Томским.

Родители благословили Михаила, и он 22 февраля 1855 г. был принят в Алтайскую Миссию в звании учителя и миссионерского сотрудника. Молодому труженику было явление основателя миссии архимандрита Макария (Глухарева), ныне прославленного в лике святых. Сам Владыка в письме к орловскому протоиерею Илье Ливанскому рассказал об этом так: «Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в миссию, много был утешен и ободрен явлением его во сне. Я видел его явившимся мне в алтаре, когда оттуда был услышан шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок, как на последствие нерадения тех, которым поручена Улалинская паства, он сказал мне: «Ты здесь после меня обучайся». Считаю эти слова пророческими».

Помощь свыше явилась новоначальному работнику Алтайской миссии, когда он принялся изучать язык местных жителей. Сначала было очень трудно, но к весне Михаил Андреевич чудесно усвоил алтайский язык: в семье толмача Чевалкова к нему привязались все, как и в семье о. Стефана; и как дивился сам Чевалков и его семья тому, что скоро научился он понимать язык их родины.

В 1855-57 гг. он трудился учителем церковного пения в Улалинском училище и служил псаломщиком в церкви. Современные исследователи располагают разнообразными документами и материалами по истории Алтайской Миссии. Есть немало свидетельств о тех тяжелых жизненных условиях, в которых совершалось великое равноапостольное дело. Сам Владыка Макарий об этих десятилетиях вспоминал: «Служение миссионерское, как служение апостольское, есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов... Мы не говорим о трудностях миссионерских путешествий, которые доводятся редко в экипаже, никогда в вагоне, но нередко пешком, на лыжах, часто верхом, на лодке, под дождем, иногда в снежную метель, все это - болезни и труды для тела. Но есть страдания большие - страдания души. Миссионер - страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества, он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и братском разговоре найти для себя некоторую отраду... Немалую тугу для миссионера составляет недостаток материальных средств, таковой недостаток и всегда чувствителен, особенно для семейных, и в начале существования миссии миссионеры буквально нищенствовали. Одежда у них была столь убога, что когда они были посылаемы в ближайший город по делам миссии, то городские жители тотчас узнавали явившегося по одежде его, что он из миссии: на подоле рукава дырявые, сапоги таковые же. Вот миссионер отправляется в путешествие. Чем он тогда питается? Утром - чай с сухарями, вечером опять чай с сухарями, иногда, для разнообразия, чай с толокном». Миссионеры не только просвещали алтайцев и совершали богослужения, но и сами же выполняли физические работы: пекли хлеб, разгребали снег, мыли пол, готовили дрова и топили печь.

Новому служению Михаил Невский посвятил себя всецело. Миссионерство стало для него равнозначно жизни. Это можно утверждать без преувеличений на основе дошедших до нас свидетельств. Самоотвержение и любовь к делу в новом сотруднике вскоре заметил начальник Алтайской миссии протоиерей Стефан Ландышев. По рассказам его дочери А.Макаровой-Мирской (урожденная Ландышева), он говорил: «Будет из него толк, из помощника моего нового, смотрю на него и Незабвенного вспоминаю... бывало, так же горел, на дело рвался, и все ему казалось мало... и ни помысла о мире, о семье ... будущий инок ... помяни меня, приемник будет незабвенному архимандриту, первому Алтая апостолу».

Первые годы Михаил Невский посвятил изучению языка алтайцев. Дело шло весьма трудно. Тогда он стал усиленно молиться Матери Божией и вскоре чудесным образом овладел новым языком. Молодой проповедник все свое время проводил в далеких аилах, проповедуя истинную веру. Известны плоды этих трудов.

С 1857 г. Михаил Невский становится рясофорным послушником. 16 марта 1861г. он принял монашеский постриг с именем Макария в память преподобного Макария Великого (день Ангела Владыка праздновал 19 января). На другой день епископ Томский и Енисейский Порфирий (Соколовский) рукоположил его в иеродиакона. 19 марта состоялась иерейская хиротония. После этого иеромонах Макарий направляется на миссионерское служение в Чемальский стан. С принятием священства миссионерские возможности о. Макария расширились. Раньше он проповедовал и научал основам христианства тех, кто откликался на его проповедь. Он также готовил людей к причащению. Теперь он мог сам крестить, преподавать святые Христовы Тайны, насколько позволяли условия совершать службы.

Алтай являл собой разительный контраст: царски роскошная, поражающая взор своей красотой природа и убогая жизнь ее обитателей. Нищета, жалкий быт, отсутствие медицинской помощи и постоянная грязь в жилищах вызывали кожные и другие болезни. Люди были суеверны, сознание было примитивным. На религию смотрели только с точки зрения практической пользы. Трудно было таким людям открывать духовную высоту истинной веры. Чаще всего к миссионерам обращались в состоянии тяжелой болезни, выражая готовность креститься, если он исцелит их. Поэтому о. Макарий нередко действовал как врач. Хотя знания его были весьма простые, аптечка скудной, он доставлял облегчение людям, восполняя недостаток материальных средств усиленной молитвой. Господь нередко через него совершал чудеса. Тяжело заболел мальчик Алас в одном далеком аиле близ озера Канунь. Он бредил, лицо было обезображено, отец больного привез к нему о. Макария.

«- Оспа, да? - сказал гость, подходя к бредившему ребенку:

- Бедный Алас ... закройте вход ... вот, я привез масло, святое масло, я помажу его ... не совсем открывайте». Мальчик пришел в себя:

«- Абыз - радостный шепот сознательно слетел с губ Аласа, руки с трепетом протянулись к священнику ...

Присев у огня и гладя его горячую головку, священник стал говорить о Рождестве, о тайне искупления - просто, понятно, тихо и спокойно. И старый хозяин юрты, и мать ребенка и больное дитя слушали жадно, пока мальчик не уснул успокоенный, сжимая крест в худенькой смуглой руке.

- Ну, мне надо ехать, - сказал миссионер, - Ему лучше, Кургай, он выздоровеет...

И, склонившись к ребенку, тихо и ровно начавшему дышать, он поцеловал обезображенное, распухшее личико без боязни заразы и вышел спокойный и тихий во мглу морозной ночи, совершив свое дело любви». Мальчик поправился.

В «Русском паломнике» за 1911 г. (№ 16) в статье «50 лет миссионерского подвига (По поводу 50-летнего юбилея Преосвященного Макария, Арх. Томского)» рассказывается об исцелении о. Макарием алтайца, находившегося с точки зрения медицины в безнадежном состоянии. У больного была запущенная гангрена. Заклинания местных знахарей не помогли. Больной худел, тяжело страдал, а родственники избегали его, как порченого. К физическим страданиям присоединились и нравственные. В таком положении, находясь в состоянии отчаяния, больной издалека едет в сопровождении жены к отцу Макарию в смутной надежде найти у него помощь. О. Макарий обмыл руку и, порывшись в аптечке, нашел лекарство:

«- Прими это внутрь, - ласково говорит он язычнику, - и думай о Боге, Творце мира, о Христе, исцеляющем недуги, проси его:

- Христос, исцели!

- Христос, исцели! - сказал алтаец... трепещущим голосом, и его жена повторила его слова.

Вера о. Макария передалась им и зажгла в их сердцах надежду. Через некоторое время алтаец выздоровел и крестился. Духовная семья о. Макария увеличилась».

Делу обращения алтайцев много способствовало обаяние светлой личности миссионера, в любых погодных условиях спешившего на помощь страждущему. Отец Макарий «обладает каким-то особым секретом располагать и притягивать к себе всех, с кем он встречается. Он не просто проповедует. Он входит в подробности жизни ближнего, знакомится с его нуждами, а затем уже просвещает его... Даже когда он нездоров и его лихорадит, он не бережет себя: служит, проповедует, лечит» - писал о миссионерском служении отца Макария его современник. Известен случай, когда отец Макарий высосал смертельный для человека яд из ноги мальчика, укушенного змеей. Проводник его, местный житель, предостерег его: «Если тебе попадет яд, ты умрешь». Миссионер спас мальчика и остался жив. Это происходило в присутствии родственников, в том числе отца мальчика, встретившего сначала появление миссионера в этих местах со злобными угрозами. Они никогда не видели проявления столь жертвенной любви. «Сколько было случаев, когда о. Макарий подвергался явной опасности, и он шел на нее спокойно и уверенно, если видел, что это необходимо для спасения души вверенного ему духовного стада. Особенно сделался памятен случай, когда отцу Макарию угрожала опасность быть убитым озверелой толпой. Был праздник, отец Макарий только что закончил службу в церкви, как ему сообщают, что в одном из селений часть инородцев возмутилась и пошла с кольями на другую... Многие были уже тяжело ранены, были и убитые... Как ни отговаривали о. Макария, указывая ему на явную опасность его появления среди разъяренных дикарей, он остался непреклонен. Он немедленно отправился туда и его появление поразило дерущихся своей неожиданностью. Вначале оно их как будто еще более озлобило. Слова увещания не действовали.

- Зачем он здесь? - закричал предводитель одной из сторон и ударил о. Макария.

- Вот тебе, - крикнул он.

О. Макарий упал, но быстро поднялся и продолжал говорить. Смелые, ясные глаза миссионера и его бесстрашная проповедь покорила обе враждующие стороны... За минуту дикие и полные гнева алтайцы теперь окружили его, целовали его руки и просили у него прощения».

Другой современник его, иеромонах (будущий митрополит) Нестор (Анисимов), замечательный миссионер, в историческом очерке, посвященном просвещению Сибири, писал: «Сподвижник епископа Владимира по Алтайской миссии игумен Макарий снискал среди населения Алтая такую любовь, что был у них не только пастырем-учителем, но и судьею совести. А его духовные стихи знали там и до сих пор знают наизусть почти все дети. Этот неутомимый труженик 28 лет обогревал ниву православного просвещения на Алтае своею поэтическою душою, исполненною чувством глубокого благожелания. Он был преемником епископа Владимира на Бийской кафедре, а затем, после Исаакия Положенского, и на епархии Томской с 26 мая 1891г., где до сих пор пользуется пламенною сыновнею привязанностью всего православного населения».

Выдающимся вкладом в дело алтайского миссионерства была переводческая деятельность Владыки Макария. Освоив еще в начале служения язык местных жителей, он довел знание его до совершенства. Переводы иеромонаха Макария и его сотрудника Чевалкова положили прочное начало той, обширной уже, переведенной письменности алтайской, которая до того развивалась на данных им началах.

Важным событием в просветительской деятельности Алтайской Миссии было составление в 1868г. совместно с Михаилом Чевалковым (алтаец, крещеный еще архимандритом Макарием (Глухаревым); умер протоиереем) алтайской азбуки. «Составлена она применительно к звуковому способу и притом так, что по ней обучение начинается чтением на алтайском языке, затем делается переход к русскому, и потом текст идет совместно на двух языках. К азбуке приложены главнейшие молитвы и книжка для чтения из мест Священного Писания, составляющих в общем краткое, но цельное изложение догматического и нравственного учения».

Проповедь и крещение обратившихся было лишь первым этапом утверждения православия на Алтае. Дальнейшая работа требовала просвещения и обучения началам христианства новообращенных. Необходимо было организовать на Алтае школьное дело, чтобы просвещенные Христовой истиной алтайцы стали сознательными чадами Православной Церкви.

В 1865 г. начальником Алтайской Миссии был назначен архимандрит Владимир (Петров). Проездом через Казань он познакомился с организацией крещено-татарских школ по системе Н. И. Ильминского и решил использовать этот опыт на Алтае. Он направил иеромонаха Макария в Казань для изучения школьного дела. Отец Макарий знакомился с методами обучения крещеных татар полтора года (с июня 1868г. по декабрь 1869г.). Он не только подробно знакомился с просветительской деятельностью профессора Н. И. Ильминского, но и сам участвовал в жизни крещено-татарских школ. Будучи знатоком церковного пения и имея тонкий вкус, отец Макарий заметил в той же школе одноголосия и другие недостатки и возгорелся желанием исправить. Этот добрый почин способствовал тому, что в казанской школе все богослужения упрочились на татарском языке, и его охотно стали посещать взрослые крещеные татары, на которых церковные службы производили неотразимое впечатление». В 1868 году иеромонах Макарий совершил впервые литургию на татарском языке.

Труды отца Макария были высоко оценены в Казани. Совет братства святителя Гурия избрал его пожизненным своим членом, а архиепископ Казанский Антоний ходатайствовал в Святейшем Синоде о возведении его в сан игумена.

По возвращении из Казани отец Макарий устроил в Чопоше по типу крещено-татарских школ Н. И. Ильминского училище на семьдесят человек с общежитием. Уже через два года воспитанники добились впечатляющих успехов. Посетивший училище томский губернатор А. П. Супруненко пришел в восхищение от ответов учеников. Он сообщил об этом министру народного просвещения, ходатайствуя о награждении руководителя училища орденом святой Анны.

В 1872 г. училище в Чопоше выпустило первых учителей для других школ. Ученики руководимой отцом Макарием школы сеяли семена христианской веры в окрестных аилах, куда являлись для чтения по-алтайски назидательных рассказов, бесед и пения и церковных молитв.

Отец Макарий привлекал учащихся к переводческой деятельности. В результате появилась целая библиотека христианской литературы: переводной и оригинальной, печатной и рукописной.