Сегодня верующие, изучающие Священное Писание, сталкиваются иногда с довольно трудно разрешаемыми вопросами. Библия – сложный и многогранный древний текст, понимание которого в некоторых случаях составляет не такую уж простую задачу как с духовной, так и с чисто формальной точки зрения. Книги Нового Завета очень отличаются от большинства книг Ветхого. Сталкиваясь с описанием войн, жестокости мы иногда задаем себе вопрос: «Как это понимать?» Читает, например, человек такие слова: «Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!  Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!  (Пс. 136:8-9)» Христианин попадает во внутреннее противоречие и размышляет о том, как понимать эти строки.

Многим сегодня известно, что на самом деле строки 136 псалма – это призыв к борьбе со страстями. То есть под «дщерью Вавилона» понимаются внутренние страсти человека. Но возникнет вопрос: «А почему нельзя было написать просто, без витийств: борись со страстями». Подобными вопросами задавалась богословская мысль с глубокой древности, и не только христианская, – интересовались ими и иудеи, размышляющие над Торой на рубеже эр.

Древними было предложено два выхода:

1) Аллегорическое толкование текста, разработанное представителями Александрийской школы богословия;

2) Насколько возможно буквальное толкование, которое связывают с богословами сирийского города Антиохии.

 

         Александрийское аллегорическое понимание ведет своё начало от выдающегося иудейского мыслителя Филона Александрийского, который и предложил такой подход к Торе. Его в итоге переняли христиане, в первую очередь, Ориген Александрийский, а после и другие. На эту школу огромное влияние оказали идеи древнегреческого философа Платона и его последователей. С их идеализмом, миром идей… Александрийцы повсюду пытались разыскать аллегорический, таинственный смысл. Иногда такие поиски переходили все допустимые границы, это имело негативные последствия. Буквальный смысл для них имел лишь второстепенное значение, они рассматривали его как внешнюю оболочку и покров таинственного смысла, который превосходит его в такой же степени, в какой дух превосходит тело. Сейчас также многие ищут в Писании какой-то скрытый метафизический смысл. Люди, идущие по этому пути, должны знать, что он весьма рискован и опасен.

         Антиохийская школа предлагала более буквальное понимание. Её представители утверждали, что в Писании прежде всего нужно отыскивать тот смысл, который вкладывали в него боговдохновенные писатели. Для отыскания такого смысла они пользовались историко-грамматическим методом толкования. Они обращали внимание на повод, цель, обстоятельства, в которых была написана та или иная книга Священного Писания, устраняли сомнительные и двусмысленные значения слов через рассмотрение их этимологии, определяли смысл Писания из дидактических элементов, грамматических форм слов, риторических приемов… Вот как один из наиболее ярких представителей антиохийской школы Феодорит Кирский комментирует вышеприведенную цитату из Псалма 136 («Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень».): «Поелику Вавилоняне жестоко поступали с младенцами иудейскими; то Пророк предрекает им равное наказание. Посему ублажается Кир, наказавший Вавилонян и освободивший Иудеев; ублажается, не потому, что был питомцем истиннаго благочестия, но потому что дал свободу народу благочестивому, и приказал построить Божий храм. Бог приемлет малые плоды, и вознаграждает великими воздаяниями. Так прославил и две лепты вдовицы».

Иоанн Златоуст, толкуя это же место, решил оправдать автора Псалтири, написав, что слова псалмопевца «суть слова страсти пленных, которые требуют великого наказания, простирали гнев свой даже на младенческий возраст. Пророки, замечает сей святитель, многое говорили не от себя, но изображая и выставляя на вид страсти других». Но и они всегда взывали к закону Правды Божией, которая определяется так: «В нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф. 7:2).

В данном случае Златоуст находится между двумя школами. С одной стороны, действительно объясняет контекст, с другой, пытается дать нравоучение и раскрыть некий сокрытый смысл (ведь в Псалме не написано, что это мнения пленных израильтян). В данном случае богослов выделяет исторический контекст и рассматривает это, в первую очередь, как исторический факт. Однако, антиохийцы признавали наличие в Писании и скрытого смысла. В Ветхом Завете они также видели пророчества о Христе, но считали, что этот скрытый смысл нужно выделять не путем произвольного толкования, а путем тщательного исследования текста, поиска логических связей и параллельных мест. Из наследия греческих мыслителей на антиохийцев большее влияние оказало учение Аристотеля. Александрийская школа видимо не бралась толковать этот Псалом, потому что тут противоположный подход применить сложно. Хотя в повседневности аллегорических толкователей можно встретить и толкование этого Псалма.

         Как к Александрийской, так и к Антиохийской школам принадлежат многие Святые отцы. Среди первых Афанасий Великий, Климент Александрийский, Кирилл Александрийский… Близко к Александрийцам понимали подход к толкованию Писания многие представители западной части тогда единой Церкви. Позже, как это часто бывает, к чисто идейному противостоянию примыкало экономическое и политическое противостояние этих двух важных городов Византии, но тем не менее светочи мысли, которые нам оставили такое экзегетическое наследие с разными подходами, взглядами, оригинальными мыслями заслуживают, кроме чтения и изучения, также нашей благодарности за проделанный непростой труд.

Владислав Водько