Год назад Русская Православная Церковь была потрясена страшной новостью: в Пскове в собственном доме ударом ножа в сердце был убит священник. Убийца, московский кинооператор Сергей Пчелинцев, приехал в Псков к батюшке с просьбой об исцелении. Батюшка радушно принял парня в свой дом, накормил, одел, долго беседовал. И вот на третий день, по словам парня, у него случилась галлюцинация, и он убил старика-священника. Им был известный публицист, специалист по экклесиологии и церковному праву протоиерей Павел Адельгейм, мужественно переживший на своём веку множество лишений и испытаний, в горниле которых лишь закалялась его вера, а также вера людей, которым посчастливилось встретиться с батюшкой.

 

Отца Павла Адельгейма называют «Сахаровым в рясе», «диссидентом от Церкви», но всё это несколько неточно характеризует личность батюшки. Председатель Екатеринбургского братства Олег Глаголев очень метко назвал отца Павла «рыцарем веры». На вопрос Ольги Борисовой о его бесстрашии в борьбе со всякой неправдой он отвечал: «Какая же это борьба? Никакой борьбы нет, просто, если я не буду поступать по правде, я перестану быть человеком». Протест Адельгейма никогда не был «с пеной на губах» - отец Павел, несмотря на свою не прогибаемую волю, веру и бескомпромиссность был очень мягким. Его как-то спросили: «Батюшка, а отчего Вы такой мягкий со всеми?» «Много мяли в жизни, милочка, вот и мягкий», - ответил батюшка.

Первый урок нонконформизма Адельгейм получил ещё в детстве. Деда-промышленника, российского немца, расстреляли ещё в 1938 году. Отца, Анатолия Павловича, артиста и поэта, расстреляли в 1942 году. Мать, Татьяну Никаноровну Пылаеву, поехавшую с маленьким Пашей к НКВДшникам добиваться справедливого освобождения мужа, арестовали в 1946 году. Голодное детство Паши Адельгейма прошло в интернатах. Позже отец Павел вспоминал, что они с ребятами, чтобы хоть как-то утолить голод, ползали по железнодорожным рельсам и собирали просыпавшуюся из вагонов сою. Затем была жизнь вместе со ссыльной матерью в бараках в посёлке Ак-Тау Казахской ССР. 

Затравленный ребёнок, сын «врагов народа», Паша Адельгейм случайно попал в общину ныне канонизированного преп. Севастиана Карагандинского в Караганде, тайно по ночам служившего богослужения в домах. Мальчик в это атеистическое время обратился, на что не каждый взрослый был тогда способен, пономарил, пытался приобщить к вере мать. И уже к 12-13 годам твёрдо решил стать монахом.

Но Бог рассудил иначе. После Караганды в 1954 году попал в Киев, жил послушником при Киево-Печерской лавре. Подвизавшийся там старец Кукша Одесский как-то спросил его: «Ты готов к монашеской жизни?». Отец Павел неожиданно ответил: «Нет». «Тогда иди, тебя Вера ждет», — сказал ему преп. Кукша. Так, старец Кукша предсказал ему жену Веру, с которой Адельгейм прожил 54 года и вырастил троих детей.

В хрущевское время, когда на Церковь вновь усиливается давление, он не побоялся поступить в КДС. Но в 1959 году в Страстную Пятницу, совпавшую с 1 мая, бывший тогда ректором семинарии архиман. Филарет Денисенко, будущий раскольник, человек абсолютно «совкового склада», решил помпезно праздновать День солидарности трудящихся и обязал семинаристов-хористов в Великую Пятницу петь хвалебные песни партии. Группа студентов вместе с Павлом Адельгеймом обратилась с просьбой к ректору освободить их от этого. «Неблагонадёжного» Павла исключили.

Годы служения в Узбекистане (в Ташкенте и Кагане), строительство храма свят. Николая, активная пастырская деятельность, здорово раздражавшая местных «уполномоченных». Обыск, обнаружение в доме Адельгеймов самиздатовской литературы (Волошина, Ахматовой, Евтушенко и пр.) и абсурдное обвинение батюшки в авторстве «Реквиема» Анны Ахматовой.

Адельгейма осудили по статье 190 («клевета на советскую власть»). 3 года лагерей, причем заключён был отец Павел намеренно не с «политическими», осуждёнными по статье 58, а с «блатными». Однако уголовников отец Павел вспоминал с искренней жалостью, рассказывал, как зачастую выросшие без родителей 20-летние осуждённые пытались найти опору и поддержку в лице 30-летнего священника, рассказывали ему о наболевшем. Отец Павел читал заключённым стихи, пел песни, невзначай рассказывал о Евангелии. Бог и в тюремных бараках не оставлял батюшку. Так, чудесным образом в библиотечном тюремном сундуке он нашёл дарохранительницу со Святыми Дарами: «Святые Дары завернул в платок и хранил на себе. Когда его обыскивали и спрашивали, что это, он отвечал: «Сухарики». Святых Даров ему хватило для того, чтобы причащаться во время заключения все три года». Но и здесь отец Павел оказался «неудобен»: случайно обнаружил скрываемые от заключённых письма от родственников и раздал несчастным. Потом высказал протест против намеренно устроенного начальником лагеря побоища неугодных зэков, которое окончилось смертью и инвалидностью некоторых из них. За это лагерное начальство возненавидело батюшку, устроило несколько покушений на него (то вагонетка на него покатилась, то брёвна упали). Одно из них окончилось трагически: наехавший кран перерезал на ноге отца Павла нервно-сосудистый пучок, начальство, несмотря на протесты жены, почти месяц не допускало к потерпевшему врача, в результате чего началась гангрена, и ногу ампутировали. И вот новое испытание: батюшку в одних кальсонах цинично, лишив даже костыля-палки, прыгающего на одной ноге, бросили в лагерь для инвалидов… Поразительно, но всё это не озлобило отца Павла: «От лагеря остались очень светлые воспоминания».

После освобождения в 1972 году батюшка служил в Фергане и Красноводске. Лагерное прошлое не сломило отца Павла, не вытравило воли противостоять партийному беспределу. Тогда судьба священников зависела от уполномоченных по делам религии, которые выписывали регистрацию, без которой священнослужителя не допускали к служению. Её лишение фактически оставляло священника и его семью без куска хлеба, т.к. ни в один приход его не принимали, а на мирскую работу не брали как «неблагонадёжного». Часто уполномоченные «куражились» и лишали регистрации священника путём различных интриг и подлогов. Отец Павел вспоминает случай со знакомым священником в книге «Своими глазами»:

«Автомобиль подъехал около трех часов ночи. Долго стучали
в ставни, в ворота. Наконец, мелькнул свет.
— Кто там?
— Батюшка, ребенок умирает. Покрестите.
— Да я не имею права.
— Ночь. Кто узнает?
— Не могу. Только в церкви. Меня с регистрации снимут.
— Да батюшка, он же умрет до завтра!
Вошли в дом. Священник приготовил на столе тазик, согрел воду, затеплил свечи. Развернули младенца. Оказалась большая кукла.
— Вашу регистрацию. Я — новый уполномоченный по области».

И вот в таких условиях отец Павел вновь не побоялся пойти на открытый конфликт с советской властью, когда её аппаратчики, помышляя развалить общину батюшки, пытались продвинуть в «двадцатку» «своих» людей. Адельгейм открыто выступил против. Результат – лишение регистрации. Но Бог снова не оставил батюшку и его семью. После скитаний по Крыму и Прибалтике отец Павел «осел» в Псковской епархии, получил приход, отстроил два храма, один воссоздал. В 90-е гг. открыл прихрамовую общеобразовательную школу для регентов, приют для сирот-инвалидов. Впереди, наверное, был самый болезненный удар: уже в период возрождения Церкви батюшку лишили прихода, отобрали-развалили его детища – школу, приют…

Тем не менее, Адельгейм, лишенный родителей и детства, ставший инвалидом, преданный близким семинарским другом Лёней Свистуном, написавшим донос, в конце жизни говорил: «Никогда в своей жизни не встречал подонков и нелюдей, это просто были несчастные люди».

  Отец Павел Адельгейм войдёт в историю Церкви благодаря своему личному примеру удивительной мужественности и стойкости в вере, верности своему призванию, пастве, Церкви. Его вера – вера «зрячая». С болью указывал на всё ещё существующие рудименты советского прошлого в Церкви, в частности срощённость с государством, сетовал на отсутствие общинной жизни.

Профессор Александр Михайлович Копировский, учёный секретарь СФИ (Москва) 

«Он, конечно, борец, но борец-христианин»

О. Павел, действительно, многими воспринимается, прежде всего, как борец, даже «титан», сражавшийся за права священников и церковного народа. Он, конечно, борец, но борец-христианин. И поэтому любые титаны и даже сторукие великаны рядом с ним – дети. Они только и умели бросаться скалами, и конец их был по делам их.

О. Павел боролся по-другому.

Во-первых, кротко – только не в сентиментальном понимании этого слова, а в евангельском. Ведь «кроткие наследуют землю» не потому что они – тихони, и приходят после окончания боя, а потому что не отступают ради истины перед любым напором. Просто они делают это скромно, и не теряя любви ни к кому, даже к врагам.

Во-вторых, он боролся не за права («недорого ценю я громкие права» - не случайно же писал Пушкин), а за людей, чтобы они могли в церкви дышать полной грудью. Поэтому он любил правду, тоже прямо по Евангелию – алкал и жаждал ее. Он хотел, чтобы в церкви правда проявлялась в полноте, и церковь не казалась бы подобием тоталитарного государства.

Он не боялся говорить и писать правду открыто, не взирая на лица и обстоятельства. Ради чего? Чтобы победить противников? Нет, чтобы восстановить в церкви соборность как основу любви. Но бороться за нее призывал без конфронтации, не разрушительно, а созидательно, с надеждой.

Олег Глаголев, председатель Свято-Екатерининского братства (Екатеринбург)

«Рыцарь веры»

Услышал я об отце Павле впервые где-то в конце 1990-х – начале 2000-х гг., но более подробно узнал после прочтения в 2003 году его книги «Догмат о Церкви». Эта книга была каким-то свидетельством, как мне тогда показалось, рыцаря веры, мужественного, стойкого. Когда потом вышло интервью в газете «Кифа» с отцом Павлом, он даже на фотографии мне показался каким-то бойцом. Так я о нём и думал. Наше братство в 2004 году поехало в паломничество по маршруту «Псков-Новгород-Тверь». Первой остановкой на этом пути был визит к отцу Павлу. Мы приехали в литургический день и всей группой пошли к нему на исповедь. Я увидел исповедь отца Павла, как он склоняется над человеком, как выслушивает, его глаза…И вот тот газетный предыдущий образ совсем по-иному передо мной предстал. Отец Павел по окончании исповеди каждому брату давал троекратное целование, а каждую из сестёр по-отечески целовал в лоб. Помню, внутри меня что-то перевернулось. Это касается не столько даже взгляда на отца Павла, сколько на саму христианскую жизнь, на Христа. Я понял, что совсем мало знаю о вере, хотя к тому времени я уже лет 10 как был воцерковлён. Эта встреча показала какого-то гиганта духовной жизни. Тогда у меня было ощущение, что это целое явление, большее, чем просто человек.

Мы увидели этот огромный дом в Писковичах, который он построил для своих подопечных (детей, больных олигофренией). Ситуация такая была: он долго ездил в психбольницу и начал оформлять опекунство. Но ему запрещали быть опекуном ребёнка, которому меньше 16 лет. То есть его опекаемые были фактически взрослые, сформировавшиеся люди. Он восстанавливал документы, бился за жилплощадь для них, по возможности учил и трудоустраивал. Дети ходили в храм. Он им жизнь свою посвящал. И это пожилой человек (65 лет), который ходит на одной ноге…

Позже я узнал, что в конце 80 -90-х гг. о. Павел сам восстановил храм Жён-мироносиц. Это был самый разрушенный храм в городе, на кладбище. Затем появилась школа регентов при этом храме. Это была очень хорошая полноценная школа, предоставлявшая церковное музыкальное образование. Дети учились там с 1-го класса. Директором был Иван Павлович Адельгейм, его сын.

Перед моим взором предстал необычный человек, невероятной силы духа, при том что мы знали о всех его жизненных испытаниях…И вот он приглашает нас на беседу, мы собираемся с ним в прихрамовом помещении, разговариваем. Неожиданно он начинает задавать нам вопросы, хотя мы думали, что говорить будет он. Но ответив на наши вопросы, стал интересоваться нашей жизнью, тем, как в Екатеринбурге живёт братство, как собираются общины, ему все было интересно.

Потом наше общение было уже по нарастающей: отец Павел работал в Свято-Филаретовском институте, через который был связан со многими братствами. В 2011 году приезжал к нам в Екатеринбург на конференцию. Мне, как журналисту, удалось заснять многочасовое видео его интервью. Общение продолжалось. Зерно, посеянное Господом, произрастало. Но для меня так и осталась тайной вера, которая в нём жила.

                                                                                                  Анна Голубицкая

Александра Строцева