После прощальной беседы Иисуса Христа со Своими учениками и Его молитвы к Отцу, Он и ученики Его вышли из комнаты. Весенняя луна озаряла Иерусалимские улицы. Было тихо и безлюдно. Они прошли через городские ворота и направились к Гефсимании, которая отстояла от городских стен почти на три четверти версты. Последние слова Иисуса заронили в сердца учеников предчувствие чего-то значительного и страшного: никогда Он не говорил еще с ними так.

Дорогою Он сказал им:

-«Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря и рассеются овцы».

Но ученики клялись ему в верности. Особенно горячо уверял Петр:

-«Хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя!»

В ответ на эти слова Иисус сказал:

-«Говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня!».

Так дошли они до Гефсимании. Христос часто бывал здесь. Это был густой сад, поросший старыми раскидистыми оливковыми деревьями, от которых получил свое название. Луна просвечивала сквозь узоры сплетенных ветвей и озаряла небольшие поляны. Под вековыми стволами оставалась таинственная тень.

Усталость охватила учеников. Иисус оставил их отдыхать, и, взяв с Собою любимейших, Петра, Иакова и Иоанна, пошел с ними в глубину сада. Он хотел, чтобы эти, самые близкие Ему на земле, бодрствовали вместе с Ним в этот тревожный томительный час; бодрствовали, понимая вечный сокровенный смысл совершающегося. Сам Он желал обратиться с молитвою к Отцу.

Он сказал:

-«Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.

 И отошел немного пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей. И говорил:

-«Авва, Отче! Все возможно Тебе: пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты».

Когда Он возвратился к ученикам, то нашел их спящими. И Петр спал, тот самый, который клялся, что умрет за Него. Так немощен человек: лишь минутами пробуждается в нем сила духа, и тогда он чувствует себя способным на подвиги, но затем святой огонь потухает и человек погружается в житейский сон, когда дух молчит, а плоть беззаботно отдыхает. Не знает он, когда, в какой час, более всего надлежит бодрствовать, когда нужен подвиг духовный; лишь потом, когда уже нельзя поправить, нельзя совершить подвига,- понимает он глубину всего происходившего и находит спасение лишь в одном - в раскаянии.

Иисус обратился к Петру с укоризненными словами:

-«Так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною? Бодрствуйте и молитесь, что бы не впасть в искушение. Дух бодр; плоть же немощна».

Еще отошел в другой раз, молился, говоря:

-«Отче Мой, если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя».

Как понимать эту молитву Христа? Скорбь и тоску Его, о которых говорят евангелисты? Его слова:- «да минует Меня чаша сия?»- Не было ли это страхом смерти, страхом страданий?

Христос действительно обладал вполне человеческой природой; Его страдания были не призрачны. Его человеческая природа могла чувствовать невольное отвращение к смерти. Но, признавая Христа человеком, мы должны помнить, что Он вместе с тем Богочеловек, полное воплощение Бога в человеке, а по этому не может обладать человеческой природой худшей, или слабейшей, чем какою обладали лучшие люди, герои, или святые. Если апостолы и святые мученики христианские не боялись смерти и страданий, и радостно встречали их, то как мог бояться этого Сам Богочеловек? Но не нужно даже быть героем, или святым, чтобы не бояться смерти. Всякая сильная страсть способна заглушить страх смерти.

Ясно таким образом, что о какой-либо боязни здесь не может быть речи. Однако Христос страдал и скорбел смертельно. Скорбь - удел человека, а не Бога. Страдало несомненно Его человеческое начало, но не телесное, а духовное: тосковала Его человеческая душа. Он так и сказал:

-«Душа Моя скорбит смертельно».

Какова же была эта скорбь, если она не была страхом смерти?

Перед Его духовным взором ясно предстало близкое будущее: несправедливое поругание и унижение. Ничего не может быть невыносимое для человека на земле, как безвинные страдания праведника. Иов возроптал на Бога, ибо не знал за что страдает. Христос знал, что будет страдать именно за то, что есть в Нем великого, святого, ибо дети тьмы захотят потушить божественный свет. Тот город, тот народ, которому Он принес заповедь любви, завтра будет пылать ненавистью к Нему, требовал его смерти. Те, кого Он учил, совершал величайшее преступление и покроют себя кровью Его. Собственный ученик предаст Его. «Рассеются овцы стада», ибо поражен будет пастырь. Эти немногие, верные Ему, будут гонимы так же, как и Он.

Может ли душа человеческая, хотя бы она была душою Богочеловека, не тосковать и не скорбеть, представляя себе эти образы близкого будущего? Христос ведь жил и чувствовал, как все люди: Он не был призраком человека.

Желать всего предстоящего, желать унижения и оплевания за правду,- не могла человеческая природа Христа; она могла лишь покориться, подчиниться Его Божественной природе, склониться перед волею Отца. Так и было:

-«Отче Мой!- сказал Он,- если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя».

В этих словах, дважды повторенных, выразилась полная победа Божественного начала над человеческим, и подчинение последнего первому. Такой полной победы мог достигнуть только Богочеловек. Своим решением Он дал ученикам вечный пример: исполнять волю Отца, хотя бы предстояло за то испить чашу земных страданий.

Когда Иисус в третий раз подошел к ученикам, полный сил духовных и божественно спокойный, Он застал их опять спящими и сказал:

-«Вы все еще спите и почиваете; вот, приблизился час, и Сын Человеческий придается в руки грешников. Встаньте, пойдем: вот приблизился предающий Меня».