Еще с конца XIX века в трудах, посвященных Российской духовной миссии, в Японии прочно утвердилось мнение, что создание Японской Церкви, по сути, - дело одного человека, и человек этот - свт. Николай (Касаткин). Это утверждение является бесспорным как для отечественных, так и для японских исследователей. Именно поэтому без глубокой характеристики личности апостола Японии понять историю Русской духовной миссии просто немыслимо.

Для достижения этой цели особенное внимание следует обратить на дневник святого, поскольку Николай, ведя его исключительно для себя, был в нем предельно откровенен. И именно широкое использование материалов дневника может дать возможность если не дополнить, то глубже и убедительнее обосновать те представления о деятельности и личности свт. Николая, которые можно найти в историографии.

Без претензий на создание сколько-нибудь полного психологического портрета святого, мною предпринята попытка выделить важнейшие черты его характера. При этом, для достижения наибольшей достоверности, были использованы не только дневники и письма миссионера, но и воспоминания людей, знавших свт. Николая лично - как японцев, так и русских.

Вера - несомненно, важнейшее качество свт. Николая как создателя и руководителя миссии. Без нее апостол не может быть апостолом. Свт. Николай обладал верой непоколебимой, глубокой, жертвенной. Эта твердая, как скала, вера и обусловила цельность его натуры (в т. ч. с точки зрения смысла всей его жизни): «Мой единственный смысл жизни и радость - просвещение Японии Православием, и я верю, что сие будет, верю так же твердо, как верю в Бога», - писал свт. Николай. Это были не пустые слова: стоит вспомнить хотя бы то, что после поставления во епископы в 1880 г. свт. Николай ни разу не отлучался из Японии, оставаясь со своей паствой постоянно, даже и во время русско-японской войны.

Веря в Бога, свт. Николай верит и в Его промысел. На следующий день после того, как святитель выразил в дневнике сомнение в пользе пребывания в Японии, он поспешил написать: «Вчера написанное - одно малодушие. Нашей нетерпеливости хотелось бы, чтобы перед нашей секундой бытия сейчас же и развернулся весь план судеб Божиих. Вероятно, во всем есть смысл, что намеренно сам человек не ставит в противоречие разуму Божию. Ведь я же не для себя, не по самоволию поехал в Японию, а мне хотелось сделать какое-то добро, - так отчего же не положиться на волю Божию? ...Хозяин-то правит ладьей жизни нашей, - и, затишье ли, быстрое ли теченье - все это его дело, а наше - спокойно грести, не выпуская весла...». В целом, как явствует из дневников и писем свт. Николая, он и на словах и на деле придерживался следующей трезвой позиции: сделав все, от тебя возможное, в остальном следует положиться на Бога.

Другой чертой святителя, которая и определяет непреходящую ценность и его деятельности и его личности, было ярко выраженное чувство сакрального, благоговение к святыне. Так, когда свт. Николай узнал, что в храме в Кеото была прочитана лекция «о русской женщине» для Женской школы, священнику был сделан строгий выговор. «Ну можно ли допускать такую профанацию церкви? Она исключительно для богослужений и христианской проповеди».

Верил свт. Николай и в конечное торжество Православия в масштабе всего мира. Святитель очень сокрушался в своих дневниках из-за того, что в России почти совсем нет тяги к миссионерскому служению, в то время как в западных странах тысячи молодых и образованных людей выходят на миссионерское поприще. Но одновременно писал: «Придет время: образованные умы, ныне служащие инославию, сами же разнесут его по клочкам как ложь, а наши невежественные умы православные - разовьются и отразят весь блеск Православия, и пойдет оно волнами света по лицу Земли... Вместо катол[ического] рабства узнают люди подчинение истине, вместо протест[антского] своеволия возлюбят свободу». «Есть несокрушимая ничем уверенность в общем успехе в будущем».

Трудолюбие и жертвенность в служении Богу - это, бесспорно, одна из черт Николая, сделавших его святым. Вот строки из дневника: «Однако же, если спокойно рассудить, то и не очень-то я могу винить себя... Как я уехал сюда в 1860 г.? Самое благонадежное и какое-то неудержимое желание служить церкви... - неудержимое, говорю, ибо все до единого кругом удерживали от этого шага (собственно, от монашества, ибо тогда было время самое антимонашеское)».

Люди, окружавшие свт. Николая, поражались его трудолюбию, высокой работоспособности и полной самоотдаче. Без этих качеств ему, несомненно, не удалось бы достичь столь высоких результатов. Так, он виртуозно овладел японским языком, - но для этого ему потребовалось, по его собственным словам, работать по четырнадцать часов в сутки в течение шести лет.

«Нельзя не удивляться неутомимой энергии и необыкновенным силам духа просветителя Японии, - писал Даниил Кониси, - Заведуя всеми делами миссии, он в то же время является ректором всех учебных заведений» миссии, сам преподает наиболее важные предметы, а кроме того, проповедует язычникам и управляет ста тридцатью катехизаторами.

Ежемесячно свт. Николай получал более ста пятидесяти писем от священников и катехизаторов. При этом японцы, по свидетельству архимандрита Сергия (Страгородского), всегда считали долгом сделать к письму громаднейшее и по возможности пустое вступление, и в конце непременно извиниться, что написали всего два дюйма (хотя читатель был бы скорее склонен сказать, что письмо более двух сажен). «Не угодно ли осилить 150 таких эпистолий? Преосвященный все это читает сам. Кроме того, по утру ходит преподавать в катехизаторскую школу в Коозимаци. После обеда имеет уроки в здешней катехизаторской школе. Потом перевод книг, потом постройки, потом бесконечные посетители. Нужно на все это много энергии и преданности делу, тем более что удовольствие получаемое от этого дела (рассуждая по человечески) не может сравниться с теми печалями и муками, какие оно доставляет. Недаром преосвященный говорит: «Бывают минуты, когда вас точно бичом по ранам начнут хлыстать, просто места себе не найдешь от нравственных мучений. Ночи по три подряд не спишь».

Жизнь святителя, таким образом, и на самом деле была полной самоотдачей, безусловным самопожертвованием - личной Голгофой. Как писал он сам, с присущим ему смирением, в своем дневнике: «Грехи грехами, но не ими и не для них я жил, а была у меня идея жизни - служение Вере и Господу».

---