Помню, как сегодня. Мне 7 лет и я учусь в первом классе. Однажды, придя со школы, я обнаружила на кухонном столе немалое количество металлических кофейных банок. Не могу сказать, о чем в точности я тогда подумала, но уверена, что именно этот момент можно считать точкой отсчета моего длительного неосознанного воцерковления.

Позже я узнала, что банки послужат формами для пасок (еще позже выяснилось, что это не паски, а куличи), которые пекут раз в году к празднику, называемому Пасхой. Этот новый праздник сразу полюбился мне уже по факту своего существования. Это сегодня, что ни день, то событие: 14, 23 февраля, 8 марта, 24 августа и так далее. В моем же детстве были только День рождения, Новый год и 9 мая. И вдруг на восьмом году жизни ко мне приходит Пасха. Я точно знала, что раньше ее не было, потому что мама не умела печь паски. Но вот появился рецепт, а с ним пришел и Праздник. Помню, как отчаянно хотелось помочь в приготовлении хоть чем-то, но дверь в кухню плотно закрыли и строго приказали не мешать. Кстати сказать, даже спустя столько лет мама не подпускает никого к тесту для куличей. Все, чего удалось добиться – это покраска яиц.

Да, яйца стали отдельным впечатлением. Я не понимала, почему именно они, и зачем их красить. В школе что-то говорилось о писанках и крашанках, но воспринималось это как традиционное народное искусство сродни вышивке крестиком или горловому пению. Но вот это искусство начало происходить на нашей кухне. В обычном трехэтажном доме хрущевской постройки в микрорайоне на краю города. Помню, как мама сказала: «Если хочешь разноцветные яйца – иди и ищи в магазинах пищевой краситель, если нет, то покрасим луковой шелухой, и все будут одинаковые». Почему-то в тот момент я подумала, что никакой краситель из магазина не сможет сравниться с луковой шелухой. Я представляла, как беру жменю этой самой шелухи и начинаю натирать ею яйцо, пока оно не станет золотистого цвета. И как же аккуратно это нужно будет делать, чтоб яйцо не треснуло и его содержимое не оказалось на полу. Сейчас при воспоминании об этом на лице появляется улыбка. Детская наивность так умилительна.

Когда тайна луковой шелухи и хрупких яиц была, наконец, раскрыта, передо мной престала тайна еще большая. Мама сообщила, что рано утром, до восхода солнца она вместе со своей подругой пойдет в церковь, чтоб освятить паски и яйца, и если я хочу, то могу пойти с ними. Для меня это было как посвящение! Не спать ночью, идти на другой конец города, побывать в церкви. Вечером я все никак не могла уснуть – думала о том, как же это будет. И вот мама будит меня, спрашивая, не передумала ли я идти. Не передумала ли я?! Да вы шутите! Я собралась в считанные минуты, хотя в школу меня приходилось будить барабанной дробью. В коридоре уже стояла корзинка. В ней на белом полотенце были три паски и коричневые от луковой шелухи яйца. Паски я видела впервые. Мама пекла их накануне ночью. Они не напоминали ни булку, ни хлеб, это было что-то действительно новое. Сверху на пасках была белая глазурь в цветных крапинках присыпки.

Я отвоевала ответственную миссию – нести корзинку – и мы двинулись в путь. Па дороге зашли за маминой подругой, которая тоже взяла свою дочь. В ее руках была такая же корзинка, а в ней почти такие же паски. Мы шли по главной городской аллее. Было еще темно и горели фонари. Раньше я никогда не была так далеко от дома в ночное время. Навстречу нам постоянно шли люди. И тоже с корзинками! Во многих из них горели тонкие желтые свечки. Мне казалось, что мы опаздываем, все уже посвятили свои паски, а мы вышли слишком поздно. Но мама сказала, что святят всю ночь до самого утра, и мы не опоздали бы, даже если бы вышли еще позже. В какой-то момент людей, идущих нам навстречу и тех, кто шел в том же направлении, что и мы, стало так много, что отойдя на несколько шагов, можно было потеряться.

Мы остановились. До церкви было еще далеко – я это знала, но пройти дальше возможности не было. Люди стояли цепочкой по обе стороны дороги, на земле перед каждым были корзинки (как у нас!), в них горели маленькие огоньки свечей. Мы встали в конец одной из цепочек. Мама сказала, что батюшка вместе со своими помощниками обходит квартал вокруг церкви, люди встают вдоль его хода, сменяя друг друга каждый раз, когда батюшка делает круг и кропит присутствующих святой водой. В этой людской цепочке мы простояли около 15 минут, я успела высмотреть множество знакомых лиц. Оказалось, что и мои дворовые друзья, и одноклассники знали о Пасхе! Они тоже стояли здесь со своими родителями, а на земле рядом с ними стояли корзинки с пасками.

Все это время не прекращался колокольный перезвон. Я впервые слышала его воочию, и от этого замирало сердце. Где-то за поворотом звучало молитвенное пение. Оно все приближалось, а вместе с ним и «Христос воскресе!» (басом), «Воистину воскресе!» (хором). Мама сказала, что так священник поздравляет людей с Пасхой, возвещает о том, что Иисус Христос, распятый на кресте, воскрес. Люди же, говоря «воистину», подтверждают свою веру в Его Воскрешение. Из-за поворота появилась пасхальная процессия. Батюшка кропил святой водой людей и громогласно повторял «Христос воскресе!». Люди склоняли головы и отвечали «Воистину воскресе», крестились и поднимали с земли свои корзинки.

Прохладным апрельским утром мы возвращались домой. Встречая знакомых по пути, теперь мы уже говорили им «Христос воскресе». Фонари вдоль аллеи еще горели, но небо уже светлело. Было немного жаль, что мы не попали в церковь и даже не увидели ее издалека, но тот колокольный перезвон, который, кажется, раздавался в каждом доме, если и не восполнил эту потерю, то точно сделал ее не такой горькой.

Сегодня, спустя почти 20 лет впечатления о том дне живы и ясны. И каждый год я переживаю их заново, хотя фонари вдоль аллеи давно не горят, и хожу я уже не с мамой под руку. Неизменной осталась корзинка, три пасочки и коричневые от луковой шелухи яйца на белом полотенце. А еще тонкая желтая свечка.

Галина Никитина