На вопросы, ставшие особенно актуальными в контексте украинских событий последних 7 месяцев, дает ответы замечательный белорусский проповедник архимандрит Савва Мажуко, насельник Свято-Никольского мужского монастыря, чьи проповеди и статьи давно стали известны и полюбились далеко за пределами Гомельской епархии. Отец Савва дает ответы на вопросы, ставшие особенно актуальными, к сожалению, в контексте украинских событий последних 7 месяцев.  Как соблюсти заповедь миротворчества в условиях царящего вокруг насилия? Что есть насилие? Может ли оно полностью быть преодолено в этом секулярном мире? Является ли «идеология прав человека» исчерпывающим ответом политике насилия, каковы её возможности? И нет ли риска в борьбе за торжество идеологии прав и свобод человека забыть про самого конкретного живого человека, пожертвовать им (симптомом-иллюстрацией чему могут являться, например, недавние польские и украинские интернет-акции «Отними у бабушки паспорт»)? Каково христианское отношение к пацифизму? Как не дать страху, исключающему возможность любви, завладеть моим сердцем? Где пределы моей «ответственности за Другого, даже когда он наводит на меня скуку или травит меня» (знаменитое высказывание Эммануэля Левинаса, родившееся после пережитого им опыта заключения в нацистском концлагере)? 

 

Миротворчество и готовность "быть во всеоружии"

– Миротворческий подвиг, описанный и прославленный в Нагорной проповеди, – это подвиг, которого ждёт Христос от каждого христианина, и «блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф 5:9). Апостол Павел развил это учение и богословски его обосновал. «Служение примирения» (2Кор 5:18) – так он называл этот подвиг. В нашем мире действует закон распри, эпидемия раздора и разделения, «ненавистная рознь века сего», как это определял прп. Сергий Радонежский. И вот христианин обязан брать на себя труд сопротивления этой розни. Часто это очень простые вещи: просто мирить людей, гасить злобу внутри себя, быть вежливым и приветливым, стараться не только о том, чтобы тебя правильно понимали, но и самому учиться понимать людей. Всё это требует аскетического усилия, ежедневного, а порой и ежечасного культурного напряжения. Вот именно эту аскетическую бодрость и имеет в виду ап. Павел, когда использует в послании к Ефесянам образ воина, всегда готового к сражению со злом.

Не дать страху завладеть сердцем

– У апостола Павла есть замечательная фраза о том, что у совершенных «чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр 5:13). Вот и ответ на вопрос. Христианин – это человек сражающийся, он находится в постоянной борьбе до самой смерти, христианин – это человек сопротивления. Он должен постоянно помнить о той болезни, что навсегда поселилась внутри него и ждёт лишь удобного случая вырваться наружу, завладеть человеком, лишить его свободы. Болезнью я называю то, что обычно именуют грехом. Если вы боретесь со злом, вы знаете цену добра. Заблуждаются те люди, которые полагают, что христианство – это только улыбки, радость, восторги, приветливые лица. Апостол Павел призывает нас к радости, и радость, действительно, есть единственно нормальное состояние христианина, естественное пасхальное настроение. Но за эту радость нужно бороться, она не даётся просто так, ее нужно выстрадать. Радость – это подвиг. Огромных сил стоит нам оставаться добрыми, а за улыбкой и радостью – годы труда и страданий. За добро надо бороться, и если ты знаешь ему цену, и на себе перенёс эту борьбу, ты научишься не только замечать и ценить добро и красоту вокруг себя, но и быть снисходительным к тем людям, кто «падает», мучается добром, но не может сбросить с себя узы рабства греху и своим страстям.

 

Мир больного добра

– Детские книжки говорят, что нам нужно научиться делать выбор между добром и злом. Но если у вас достаточно честности и опыта, вы признаете, что такие ситуации случаются крайне редко. В большинстве случаев мы стоим перед выбором из двух зол – большего и меньшего. Не надо обольщаться – это мир, в котором мы живём – мир больного добра. Он требует от нас мужества принимать эту трагедию добра, его недуги. О чём я говорю? Те, у кого есть дети, прекрасно меня понимают. Нигде так не раскрывается трагедия добра, как в жизни детей. Они славные, такие красивые, такие чистые, и такие – больные. Их разрывают противоречия, они подвержены алчности, высокомерию, они очень эгоистичны, жестоки, даже кровожадны. Но при этом они остаются для нас, – и по-другому быть не может, – украшением жизни. Родителю приходится их периодически вразумлять, держать в строгости и разумной любви. И очень часто их приходится наказывать, даже бить, и это – зло. Бить детей – грех и безобразие. Но иногда это – меньшее зло. Мне могут возразить: нужно найти подход, это не дети виноваты, а невнимательные родители или неквалифицированные педагоги. У моих друзей, слава Богу, обходится без этого. Но я не разделяю просвещенческий оптимизм: внимание, любовь и наука – увы! – могут не всё и не всегда. Мир – болен, больны люди, и иногда приходится прибегать к довольно жестоким методам, чтобы человек или общество смогли выжить и остаться людьми.

 

«Идеология прав человека»

– Я хочу заступиться за идеологию. Это как раз вариант меньшего зла. По-другому мы жить еще не научились, и не надо обольщаться. Мировыми процессами управляет логика силы и интереса. Вы можете мне возразить: священник должен говорить иначе: Господь Бог управляет нами! – и я ничего не скажу против. Слава Богу, Господь за нами присматривает, но мы такие, какие есть. Мы – дикие. Под очень тонким покровом цивилизованности живёт дикарь – в каждом. Он в нас никогда не умирает, и этот дикарь живёт по закону силы. Побеждает и выживает сильнейший. И это справедливо и для идеологий, и вообще политической жизни. В политике, как в спорте – победит тот, кто сильнее, искуснее и просто больше тренировался. Проигравший спортсмен не обижается, просто учится на ошибках и старается больше работать. Христиане стали слабы – об нас вытирают ноги, кощунствуют, издеваются. А в чём наша сила? Где мы расслабились? Главное, что мы потеряли, это идея служения. Я христианин, а это значит, что я не просто в церковь хожу и молюсь тихонько в уголке. Я – служу! На всяком месте во всяком звании – я свидетель Христовой победы, Христовой радости и правды. Христиане должны быть активны, обязаны служить и свидетельствовать. Наша пассивность, наша расслабленность и вялость убивает этот мир. Но идею служения, как и всё доброе, тоже можно исказить, и мы знаем, такие примеры есть в истории. Это вовсе не значит, что нам следует замереть в растерянности. Достаточно простой работы над ошибками.

 

Христианское отношение к пацифизму

– Скажу, как сам думаю. Мы должны уметь защищаться. Для этого требуется иногда «давать по зубам». У нас просто нет другого выхода, и кто-то на себя берёт эту грязную работу, которая, безусловно, – грех и зло. Оттого, что это – меньшее зло, – оно не перестаёт быть злом. Это трагедия нашего мира. Мы вынуждены из двух зол выбирать меньшее. А большее зло – позволить злодеям безнаказанно убивать, попирать наши святыни, плясать на гробах наших предков, разворовывать богатство страны и посягать на человеческие жизни. Поэтому быть воином – подвиг мужества. И даже не столько в его героическом измерении, а в принятии на себя этой грязной, душевредной работы. Солдаты, милиционеры, политики, если по-настоящему жертвенно и бескорыстно несут своё служение, – полагают души свои за ближних в буквальном смысле этого слова. Потому что казнить преступника – убийство, грех и зло. Но мне кажется, большее зло – прятаться за красивые слова, оправдывать свою трусость и не давать отпор злодейству.

 

Метафизический дальтонизм

– Я не пацифист, потому что вижу много лжи в этой идеологии. Христианин, знающий о работе первородного греха в человеке, должен быть лишён иллюзий по поводу того, что разговорами, воспитанием, хорошим образованием можно этот мир исправить и превратить его в живой и веселый хоровод. Нельзя. Улучшить – можно, искоренить – нельзя. Я люблю читать старинные газеты и журналы. Так вот российские издания начала Первой мировой войны изобилуют текстами выдающихся деятелей культуры, которые были просто шокированы поведением немцев. Перед этой наикультурнейшей, поэтичнейшей и самой философской нацией наши предки преклонялись, там получали образование почти все наши философы и литераторы. И вот Немирович-Данченко сокрушается: как могло случиться, что немецкие офицеры в золотых очках, получившие классическое образование, читавшие в окопах Горация в подлиннике, позволяли себе жестоко издеваться над мирными русскими, которых начало войны застало в германских клиниках. Людей из ожоговых больниц, в бинтах и ранах, бросали в грязь, больных детей и стариков вывозили в скотских вагонах без вещей и продуктов, издевались над женщинами, и всем этим руководила не дикая солдатня, а выпускники самых престижных факультетов, породистые дворяне.

Я не пацифист, потому что реалист. Распространение пацифистских настроений, на мой взгляд, напрямую связано с вытеснением христианства из культурного и идеологического пространства Европы. Христианство знает культуру умирания и, если уж совсем заострённо, – оправдания смерти, освящения ее и приятия. В современной секулярной Европе культура смерти исчезает. О смерти стараются не говорить, ее лишили речи. От нее прячутся. Ее культурно и культово не избывают. Это какой-то культурный или метафизический дальтонизм, тем более неистовый, ибо – намеренный. Особенно эти процессы заметны в самой атеистической европейской стране – Чехии. Там уже выросло целое поколение людей, научившихся старательно не замечать смерть.

 

 Генезис насилия

А что мы называем насилием? Когда мама учит своего ребенка говорить, это насилие? Ведь она навязывает ему свою речь, свой язык, «приковывает» к своей культуре. Если вы ребенка заставляете умываться по утрам, это насилие? Учитель, требующий от ученика выучить урок, насилует ребенка? Запрет курения в общественном месте – насилие? Спасение жизни «неудачливого» самоубийцы – насилие? Во всех этих случаях кто-то навязывает другому свою волю или волю общества, свои представления о добре, о том, как правильно и что хорошо, и причина этого навязывания совсем не в пустоте или страхе. В самом основании такого поведения лежит элементарный, но далеко не примитивный, а потому требующий внимания и уважения, инстинкт самосохранения, даже более того – воля к жизни, как бы вы не интерпретировали ее источник. Человеку естественно стремиться к сохранению рода, семьи, детей. Кстати, именно по этой причине, никогда люди не смирятся с «нормальностью» гомосексуализма, какие бы законодательные и пропагандистские усилия не предпринимались.

 

Об «ответственности за Другого»

– Помните Левина из «Анны Карениной»? Одно время он увлёкся было философией, читал классиков, занимался, и вдруг – остыл. Он внезапно увидел, что всё это – слова, распадающиеся на суффиксы и приставки. «Слова, слова, слова». Евангелие учит нас ответственности не за Другого, а за ближнего. Есть конкретный человек рядом со мной: брат, мама, сын, сосед, сотрудник. Это и есть сфера моей ответственности – те люди, с которыми Господь доверил мне прожить рядом во времени и пространстве, те, с кем я коротаю время здесь. Всё очень просто, на самом-то деле. Вот – люди, вот – совесть, вот – Бог. Живи, жизни радуйся, людей утешай, не желай никому зла, другим помогай, родителей досмотри, деток воспитай в благодарности, Богу молись, а коль придётся помереть – умри человеком.

                                                                               

Беседовала Анна Голубицкая