« Полюби ближнего своего, как самого себя»,- гласит заповедь Божия. Но порой безрассудное служение ближнему может перерасти в страсть человекоугодия, которая уводит людей от истинного служения Богу и вызывает духовную прелесть.

Следует отличать евангельскую доброту от природной человеческой, которая направлена, прежде всего, на самых близких людей (родственников, друзей и т.д.). В природной человеческой любви чаще всего можно встретить оттенок человекоугодия, что далеко не всегда бывает замечено нами. Евангельская любовь не знает границ и предполагает доброе и равное отношение ко всем.

 
Святые отцы говорили о том, что когда человек не принимает похвалы от людей, а трудится только ради Бога, то Он награждает его в земной жизни, даря Свою благодать.

Святитель Филарет Московский говорит, что человекоугодие есть « грех против первой заповеди, потому что человек, которому мы угождаем или на которого надеемся и забываем Бога, некоторым образом есть для нас иной бог, вместо Бога истинного» (Пространный православный катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви). Апостол Павел замечает: «У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? Людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Галл. 1: 10). Святые отцы также говорят о большой опасности этого греха: «Начало почести – человекоугодие, а конец ее – гордость». «Камень, как сильно ни брось его, не достигает до неба; и молитва человекоугодника не взойдет на небо» (Нил Синайский, преподобный. Об осьми духах зла // Добротолюбие. Т. 2. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1993. С. (261).

«Чем обличается человекоугодник? По отношению к хвалящим его он проявляет усердие, а для порицающих не хочет ничего сделать». (Святитель Василий Великий»).

«Человекоугодник заботится о том, чтобы внешне вести себя хорошо и заслужить доброе слово льстеца, подкупая зрение и слух тех, которые услаждаются или удивляются только видимым и слышимым и добродетель определяют только тем, что чувствуют. Человекоугодие есть проявление добрых нравов напоказ перед людьми и для людей» (Преподобный Максим Исповедник).

«Человекоугодием уничтожается не только любовь к Богу, но и самое памятование о Боге». Епископ Игнатий (Брянчанинов).

«Во всем, что мы делаем, как многократно говорено, Бог взирает на цель, для Него ли, или для чего другого мы то делаем. Почему, когда хотим сделать что доброе, будем иметь целью не человекоугодие, но Богоугождение, чтоб, на Него всегда взирая, все делать для Него, иначе мы и труд понесем и мзду погубим». (Преподобный Максим Исповедник, Главы о любви. Сотница третья).

«По крайней мере, будем гнушаться тем, что оскверняет самую совесть, и из угождения людям не сделаемся врагами Богу» (Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.3).

О страсти человекоугодия следующим образом рассуждает духовник Ново-Тихвинского женского монастыря и Свято-Косьминской мужской пустыни (с. Костылева Верхотурского уезда) схиигумен Авраам (Рейдман): «Стремление к человеческой славе, повторю, очень мешает нам стать истинными христианами. Ради этой тщетной, напрасной, бессмысленной славы многие люди идут даже на смерть. Есть поговорка: «На миру и смерть красна», то есть кажется, что на глазах у людей, ради их похвалы, даже и умереть не страшно. Люди жертвуют не только своей жизнью, но и жизнью других, целых народов только для того, чтобы прославиться. Они терпят всевозможные лишения, скорби, живут в нищете. Например, художники или писатели, которые еще не признаны, много трудятся ради того, чтобы в конечном счете стать знаменитыми, и мечтают, чтобы их прославляли потомки, хотя им самим от этого никакой пользы уже не будет. Вспомните о величайшем из русских писателей, отце русской литературы и современного русского языка – Александре Сергеевиче Пушкине.
Один Оптинский старец, преподобный Варсонофий, будучи дворянином и человеком образованным, интеллигентным, с большим уважением относился к этому великому писателю и молился о его упокоении. Однажды ему во сне было такое видение: он оказался в какой-то сумрачной местности, погода стояла пасмурная, и вся природа была наполнена грустью и тоской. Среди этой плачущей природы шел Александр Пушкин. И преподобный Варсонофий, как ему представилось во сне, догоняет его и говорит: «Александр Сергеевич, а вы знаете, как вас сейчас все прославляют?» А тот ему отвечает с невыразимой грустью: «Слава? На что мне она теперь?»…
Вот что значит слава человеческая: в свете Божественной истины, в свете Евангелия она – ничто. Так не лучше ли приобрести славу Божию, благодать Божию, совершенно не думая ни о чем земном, пустом, временном и суетном? Ведь пусть даже нас будут помнить многие поколения людей, но в конце концов и это пройдет и предастся забвению, потому что наступит вечность, где по совсем иным критериям будет избрано то, что достойно уважения, одобрения, прославления и похвалы. Поэтому нам нужно стараться быть независимыми от человеческого мнения и смотреть на всё самостоятельно. Самостоятельно не в том смысле, чтобы каждый имел свою, особую точку зрения, а чтобы мы оценивали всё с позиции Православной Церкви, с позиции Евангелия. Необходима не абсолютная самостоятельность, а самостоятельность именно православная».

Следует вспомнить историю о Закхее, начальнике мытарей. Он, не заботясь об общественном мнении, взобрался на смоковницу, чтобы увидеть Господа Иисуса Христа, Который должен был проходить мимо неё. Но зачастую современные люди чаще всего пренебрегают Богом ради того, чтобы не выделяться среди остальных и не вызвать человеческое осуждение. Боязнь порицания значимых для нас людей и опасение быть непонятыми обществом, толкают нас на грех человекоугодия и вынуждают забывать о нашем истинном служении.

Человекоугодие бывает очень похоже на почитание старших и любовь к ближнему. Как же различить их? Отличие последнего состоит в искренности, бескорыстии и намерении исполнить этим Закон Божий. Однако, даже в самых искренних похвалах и бескорыстной услужливости, есть допустимые границы, о которых нужно помнить, чтобы не искушать ближних.

Угождая человеку в его страстях, мы наносим духовный вред не только ему, но и самому себе. Это сравнимо с ситуацией, когда ребёнок просит поиграть со спичками, а взрослые, не желая огорчать чадо, исполняют его каприз. В отношении с взрослыми может сложиться не менее сложная ситуация. Творить добрые дела необходимо во имя Бога, во имя любви, а не для того чтобы наладить с кем-то отношения или заслужить высокое мнение о себе.

Но некоторые люди допускают другую крайность :боясь греха человекоугодия, они излишне строго и неприветливо обращаются с другими. В Евангелии сказано: «Если вы приветствуете только ваших друзей, то чем вы лучше язычников?» (см. Мф. 5, 47). Одно из значений греческого слова «приветствие» — ласковое обращение.

О великой страсти человекоугодия свидетельствует повествование об авве Серапионе и затворнице. Увидев девицу, двадцать пять лет пребывавшую в безмолвии, авва Серапион сказал ей: «Что ты сидишь здесь?» «Я не сижу, — отвечала она ему, — а иду». «Куда же ты идешь?» — спросил ее Серапион. «К Богу моему», — отвечала девица. Говорит ей раб Божий: «Жива ты или умерла?» Она говорит ему: «Верую Богу моему, что умерла для мира, ибо кто живет по плоти, тот не пойдет к Богу». Услышав это, блаженный Серапион сказал ей: «Чтобы уверить меня в том, что ты умерла для мира, сделай то, что я делаю». Она отвечала ему: «Приказывай только возможное, и я сделаю». Он отвечал деве, что для мертвого, подобно тебе, все возможно, кроме нечестья, и потом сказал ей: «Сойди вниз и пройдись».

«Я не выхожу двадцать пять лет, — отвечала она ему, — как же теперь пойду?» «Вот, — сказал Серапион, — не говорила ли ты: я умерла для этого мира? Очевидно потому, что и мир для тебя не существует. А если так, то мертвый ничего не чувствует, и для тебя должно быть все равно — выйти или не выходить». Девица, услышав это, пошла. Когда она вышла и дошла до церкви, блаженный сказал ей там: «Если хочешь уверить меня в том, что ты умерла и уже не живешь для людей, чтоб угождать им, сделай то, что я могу сделать, и тогда убедишь меня, что ты действительно умерла для этого мира». «Что же, — спросила девица, — должна я сделать?» «Сними с себя платье, как я, — сказал он, — положи на плечи и иди по городу, а я без стыда пойду впереди тебя». «Но если, — отвечала она, — я сделаю это, то многих соблазню таким бесстыдством, и кто-нибудь скажет, что это сумасшедшая или беснующая».

«Тебе что за дело, если это скажут, — отвечал ей блаженный Серапион. — Ведь ты говоришь, что умерла для людей, а мертвецу нет никакого дела до того, бранит ли его кто или смеется над ним, потому что он нечувствителен ко всему». Тогда говорит ему девица: «Прошу тебя, прикажи мне совершить какой-нибудь другой подвиг, и я сделаю, а пока я не дошла еще, только молюсь о том, чтобы дойти до такой степени». После этого раб Божий, бесстрастный Серапион, сказал ей: «Смотри же, сестра, не возвеличивайся, будто ты святее всех, и не хвались, что ты умерла для этого мира. Теперь ты узнала, что еще жива и угождаешь людям. Я могу быть более мертвым, чем ты, и то, что я умер для мира, могу доказать делом, именно тем, что равнодушно взираю на него, ибо, не стыдясь и не соблазняясь, могу сделать то, что приказывал тебе». Так, научив ее смиренномудрию и сокрушив ее гордость, блаженный оставил девицу и удалился. (Лавсаик. С. 217.)
Очень непросто заметить в себе человекоугодие и признать его своим грехом, но ещё труднее от него избавиться, если это уже стало привычкой. Началом исправления, как правило, бывает Исповедь в этом грехе.

 

 

 

 

Татьяна Андреенкова